Молчаливый сговор и то, что не мать, а он ответил вместо нее, было нестерпимо оскорбительно.
— Вы докладывали о вашей любви. Так мало ли, кто любил и любит маму…
— Что такое? Что?.. Не понимаю!.. Не понимаю!.. — Мать суетливо взмахивала руками, вертела головой, показывая крайнее недоумение и непричастность ни к той, ни к другой стороне.
«Зачем она играет… и так плохо!» — и, не обращая внимания на возгласы матери, в упор, в лицо Нектарию говорила:
— Вы опекаете вашу лучшую артистку, создаете благополучие в театре и дома. Ей это нравится, и все. Неужели вы можете думать?.. Да если б сейчас вернулся отец…
— Что ты говоришь?..
— Напрасно думаете смутить меня, Виктория Кирилловна, — он высоко поднял голову, в глухом голосе прорывался металл. — За что бы ни дарила мне Лидия Ивановна свое расположение, я только благодарен ей. И не пугайте. Каменные гости отошли нынче в область предания, не возвращаются!
Если б Виктория могла убить его в эту минуту, наверное так и случилось бы. Стояла не шелохнувшись и сказала ровно и тихо:
— Но живые возвращаются.
— Перестань! Господи!..
— Папу ничто от родины не уведет. А вы.;, какие бы высокопарные речи… все равно, кроме себя, своего благополучия, ничто вам не дорого. Отдадите, продадите и родину, и народ, и честь. Лишь бы капиталы ваши…
— Испорченная… циничная…
На лице Нектария выражение оглушенности быстро сменилось бешенством:
— Да что же вы-то из себя представляете, барышня? Где ваши-то убеждения? Где же ваша любовь?
«Только не сказать ничего… Я не барышня… Папа ушел к большевикам… Ох, как ломит голову… А поручик — партизан… Доносите в вашу контрразведку… В глазах какие-то блестки…»
— Ненавижу предателей, трусов и… шкурников!
Мать захлопнула лицо руками. У Нектария раздулись ноздри, и он точно вспух.
— В таком разе, простите. Старый дуралей пришел с душевным разговором… — Он оглядел ее, как чудовище, и, едва поклонясь, пошел к вешалке.
В спину ему, хотя знала, что неправда это, крикнула:
— И мама, ее талант — капитал для вас!
Он не оглянулся. Лидия Ивановна сказала испуганно:
— Я — сию минуту. Сию минуту…
Захватив пальто и шляпу, Нектарий тяжело сошел по ступенькам и закрыл дверь. Мать бросилась к Виктории:
— Что ты со мной делаешь? — Схватила ее за плечи и тряхнула. — Что ты делаешь? Рубишь сук…
Все поплыло, закружилось, Виктория тоже с силой сжала ее руки, оторвала от себя и отбросила:
— Ненавижу… Ненавижу. Не поеду! Подлец… этот сук…
Лидия Ивановна попятилась, зашептала:
— Боже мой, какая ты грубая! Боже мой, боже мой, боже мой…
Так, пятясь, дошла до двери, быстро повернулась и выбежала.