Устала, устала, устала. Ноги не идут. Глаза не смотрят. Спать. Не выживет бородач, а какой человек!
Почему-то представлялось, что именно с первыми частями красных придет отец. А может быть, он вовсе на другом фронте? Ждать. Ждать здесь, пока не придет хоть письмо. Ох, пусть бы сам… Приедет же, приедет… Может быть, сейчас в бою? Как ни устала, а невозможно не зайти в Дом Свободы.
После поездки в Узловую от Николая Николаевича пришло, хотя тревожное и нетерпеливое, но упрямое ожидание радости. Как в детстве перед днями рождения. Появилось какое-то: «Ничего — пройдет!» ко всем огорчениям. Лишь бы скорее. Лишь бы весть от папы, Ольги, и вернулся бы Станислав Маркович. Когда красные войска взяли Барнаул и Новониколаевск, все думали и самой казалось, что заключенных уже не станут эвакуировать. Даже Николай Николаевич сказал:
— Генералам теперь не до них, ноги бы унести. А если прибудут сюда, не сомневайся, не пропустим. Накормим, оденем, все, что привезла ты, получат еще с добавкой.
Заторопилась домой, беспокоилась, что отец или Станислав Маркович придут в пустую комнату. Да еще не окажется дома Ефима Карповича, а Ираида скажет: уехала к маменьке в Шанхай… И все-таки их увезли. Сколько сейчас идиотских случайностей. «Нас всех подстерегает случай…» Приехала рано утром (может быть, они еще не были отправлены!), на путях в беспорядке вагоны всех мастей: цистерны, салоны, платформы с пушками под брезентом и теплушки, теплушки без конца. Метались по вокзалу одичалые офицеры, некоторые без погонов; не убежавшие беженцы осаждали составы без паровозов. Другие с вещами пешком, на розвальнях и даже на собственных выездах тянулись обратно в город. А на улицах уже ни одного в погонах, ни одного пьяного и вообще пустовато.
Пока закипал на кухне самовар, Ефим Карпович рассказывал, что «генералы, слыхать, уже завчера убегли. Ночью теперь общественная безопасность ходит, самоохрана называется. А по Московскому тракту, слыхать, агромадная сила войска идет, а какие там — белые ли, красные ли? Может бой случиться. А гарнизон будто за большевицкую власть стал. А супруге от переживания второй день неможется — мигрень».
Сбегала к Дубновым, выложила все про батька с черной бородой, и узнала, что в городе уже Военно-революционный комитет, а воинские части — пепеляевцы, сербы и местный гарнизон — одна за другой переходят на сторону красных.
Больных в амбулатории почти не было, и Эсфирь Борисовна оставила ее одну.
— Кончишь прием, приходи в Манеж. Скажешь; к товарищу Русову, по вызову.
В Манеже сказали, что Военно-революционный комитет уже перешел в Дом Свободы. Над бывшим губернским правлением огненный на солнце флаг раздувался. Прошлой весной еще говорили с Сережей про флаг… Надо зайти к ним.