Вечером, в 22.30, «Рэйслэнд» пошел ко дну. Высокий столб огня взметнулся к небу вслед за страшным взрывом. В эпицентре огненного смерча можно было увидеть очертания спасательного плота подброшенного силой взрыва высоко вверх. После этого оставшиеся в живых члены экипажа в спасательных шлюпках попытались взять курс на Мурманск. Шлюпок осталось четыре, и моряки связали их вместе, чтобы не потерять друг друга. На головной находился второй помощник капитана, у которого имелся хороший компас. Им предстояло пройти около 600 миль.
Днем позже налетевший шторм и пронизывающий холод привели к гибели двух шлюпок. Вместе с ними погибли 12 моряков. Оставшиеся шлюпки разошлись, чтобы никогда больше не встретиться вновь. На протяжении 11 дней, проведенных ими в море, держалась плохая погода. Им все-таки удалось достичь земли, но из 45 членов экипажа в живых осталось только 13 моряков, остальные не выдержали мучений, выпавших на их долю.
О том, что выпало на долю моряков, оказавшихся в одной из шлюпок, позднее стало известно из воспоминаний Хермана Торгенсена:
«Холод и шторм измучили нас. У меня с собой был отличный свитер, связанный дочерью. Я попытался распустить его, чтобы обмотать пряжей ноги, так как забыл надеть носки, покидая судно. Но все это немедленно превратилось в лед. Все продовольствие, находившееся в шлюпке, было утрачено во время первого же шторма, и события в шлюпке приобрели по-настоящему трагический характер. Первый механик, симпатичный датчанин, неожиданно поднялся на ноги, взял драгоценный компас и выбросил его за борт, после чего опустился на колени передо мной, обхватил руками мои ноги, и тут же испустил дух. В течение нескольких часов стюард пытался разжать руки умершего, но они застыли как каменные. Мне даже сейчас не по себе, когда я об этом рассказываю. Второй помощник отдал приказ выбросить труп за борт, но никто не хотел к нему прикасаться. Но шлюпка была перегружена, так что в конце концов двое моряков опустили мертвеца в воду.
Каждый день уносил с собой новую жертву. Обычно наступлению смерти предшествовал период помешательства, проявлявшийся в той или иной форме. У одного парня из Бергена сильно замерзли ноги. Ни с того ни с сего он снял свои меховые ботинки, свесил ноги за борт в ледяную воду и произнес что-то вроде: «Как это здорово! Наконец-то я согреюсь!». Через пять минут он был мертв, и все мы видели, как бледная тень смерти поднималась от его ног к самому сердцу. Некоторые умирали совсем тихо, но это была участь немногих. Один моряк выбросился за борт, мы попытались вытащить его обратно, но жизнь его уже покинула. Другой принялся размахивать топором, перерубил такелаж и какое-то время дико орал и горланил песни, пока не затих насовсем.