Тук-тук-тук, раздававшееся на смоковнице, становилось просто нестерпимым. Дни прибавлялись — значит, с каждым утром дятлы начинали стучать все раньше и раньше. Мой старик уверял, что теперь они просыпаются и начинают долбить смоковницу с половины четвертого утра.
— Будь это мои дятлы, сказал Хэнсом,— Я бы их распугал, а дерево срубил. Тогда не стали бы стучать.
— Думай, что говоришь, Хэнсом Браун! — сказал ему папа. — Если хоть с одним, даже самым маленьким, птенцом или с моей смоковницей что-нибудь случится, проклянешь ты тот час, когда впервые увидел длиннохвостого дятла.
Днем на дятлов никто особенно не жаловался, потому что они улетали за кормом или отдыхали, и если один какой-нибудь начинал стучать, остальные не составляли ему компании, как это бывало по утрам, часа по два подряд. Мой старик любил послушать такого одиночку и говорил, что с ним вроде как веселей. Мама много на этот счет не толковала, а только грозила срубить смоковницу, если папа не позаботится прекратить это тук-тук-тук, которое будило нас еще до рассвета.
И вот в одно прекрасное утро мы услышали такую стукотню за час до восхода солнца, что просто ушам своим не поверили. Точно в стены нашего дома лупили молотками человек сорок — пятьдесят. Мама чиркнула спичкой и посмотрела на часы, стоявшие на камине. Было ровно три. Мой старик встал, надел брюки и башмаки и засветил фонарь на заднем крыльце. Потом он вышел во двор и крикнул Хэнсома. Хэнсом спал на сеновале над дровяным сараем. Папа велел ему одеться и выйти во двор.
— Глаз не дают сомкнуть эти дятлы, — сказал папа Хэнсому. — Пойдем-ка со мной к смоковнице, надо их утихомирить.
Я встал с кровати и выглянул в окно. Смоковница стояла от него шагах в десяти, и при свете фонаря мне все было видно. Хэнсом, волоча ноги и зевая, плелся по двору.
— Хэнсом, — сказал папа, — надо что-то придумать, как-то их утихомирить.
— Что же вы решили придумать, мистер Моррис? — спросил Хэнсом, прислонившись к смоковнице и зевнув еще раз.
— Полезай туда, может они перестанут стучать, — сказал папа.
—То есть как, мистер Моррис? Куда лезть — на эту смоковницу?
— Конечно, на эту, а куда же еще! — сказал папа.
— Ну, лезь сию минуту. Я хочу еще поспать до рассвета.
Хэнсом шагнул назад и стал всматриваться в темноту, которая скрывала верхушку смоковницы. Фонарь освещал ее только до половины, и разглядеть дятлов снизу было невозможно. Мы слышали, как они долбят сухой ствол, и время от времени на землю сыпались щепки и большие пласты коры.
— Мне туда не залезть, — заартачился Хэнсом. — Я не умею лазить на деревья, когда на них нет сучков, Чуточку поднимешься — и мигом сползешь вниз. Держаться-то не за что.