— Тетя Наташ, дайте я вам глаза завяжу…
— Ой, Володенька! Это зачем же?!
— Честное слово, так лучше будет.
— Да чем же, Володя?
— Вам лучше, тетя Наташ, ничего не знать. Сели в машину, человек, который Володей назвался, вам глаза завязал, ничего не видали!
— Да тебя разве не Володей зовут?
— Нет, тетя Наташ. Даже ничего общего… Давайте глаза вам завяжу.
До подпольной квартиры он мог бы доехать минут за двадцать. Но ехал сорок, специально крутил и вертел.
— Как, тетя Наташ?
— Боюсь!
— Да нет. Я спрашиваю, вас не укачало?
Во дворе он постоял минуту — никого. Всего десять вечера, но голодной Москве было не до прогулок, не до гостей, не до театров. Быстро снял с «затыкальщицы» повязку, ввел в подъезд. Лифт, шестой этаж… Какие это, в конце концов, приметы. Открыл дверь, запертую лишь на одну «собачку»; риск, но зато можно быстро войти. А уж изнутри он заперся на совесть… Провел «затыкальщицу» в комнату, где уже стояли бутылки, залитые сургучом.
— Во, тетя Наташ, за работу!
Особым каким-то профессиональным движением она взяла бутылку в руки. Но тут же отставила ее:
— А это что? — указала на сургуч.
— А это, тетя Наташ, так надо!
— Нет, я же…
— Сумеете, сумеете! Покумекайте, приспособьтесь. Ведь я вам плачу пятьсот рублей за пробку… И за то, чтоб вы никогда никому про это не рассказывали!
Она разложила свой инструмент и вместе с ним украденные с завода проволоку, фольгу, этикетки, клей.
— А вот я хотел спросить, тетя Наташ, откуда же на Очаковском заводе новосветские этикетки?
— А это тебе тоже знать не надо! — И засмеялась. Минут двадцать она провела в мучениях, наконец придумала, что ей делать, как подрезать пробку, чтоб не портить сургучную герметику.
— Ну и чего же здесь в результате налито? — спросила она, подавая ему первую готовую бутылку.
— Водка!
Огарев взял шампанское, специально прихваченное из Скиевского ящика для образца. Поставил бутылки рядом. Сходство было абсолютное. Чтобы действительно не перепутать, где настоящее шампанское, а где дьявольское зелье, Огарев тронул этикетки. У поддельной клей должен быть еще свеж.
— Потряска, тетя Наташ! Сколько же вы этим делом занимаетесь?
— Да… — она призадумалась, — двадцать восьмой год! Можно сказать, неплохо человек провел жизнь! Через некоторое время он сказал:
— Я, тетя Наташ, извините, не буду вам помогать. Потому что испортить чего-нибудь боюсь. Я вас лучше буду контролировать, ладно?
— Давай контролируй! У нас кто не умеет, тот и контролирует!
Но вскоре Огарев понял, что никакого контроля за ней не требовалось. Наверное, в свое время она была ударником самого что ни на есть коммунистического труда. А теперь вот стала «активным звеном» в звонкой цепи наркобизнеса, что протянулась от вершин Тянь-Шаня аж до славного города Нью-Йорка. И даже дальше, до славного города Чикаго, и еще куда-то тянулась. Только Огарев уже этого не знал.