— Соня — это моя девушка. Она меня любит! Вот, смотрите, я же вам рассказывал. Нет, я вам потом, в будущем, расскажу.
Пётр вытащил из кармана бумажку — на этот раз настоящую, не наколдованную, — на которой замысловатым девичьим почерком было выведено: «Я тебя люблю».
— А когда она это тебе написала? — продолжал ничего не значащий разговор Ситников, нагибаясь, чтобы поднять с пола ещё одну бумажку, выпавшую из брюк Петра, когда тот доставал Сонину записку.
Пётр продолжал рассказывать о том, как год назад в их классе появилась начинающая волшебница, удивляющая, помимо прочего, одноклассников своими звукоподражательными талантами, но Ситников его уже не слушал. Как вкопанный он остановился, не сводя глаз с подобранного им смятого листика. «Спасем старинную водокачку!» — увидел Пётр вверху листовки, а ниже убористым шрифтом подробно пересказывалась история этого сооружения, к архитектурной значимости которого не питал никакого уважения мэр Ярошенко.
— Пётр, такая электрическая мощность может возникнуть только при ударе молнии. В этом тексте сказано, что через неделю в нашу водокачку ударит молния и дальше произойдёт тот самый пожар, после которого, оказывается, она превратится в сущую развалину. Но разве мы можем точно положиться на этот обрывочек? Разве вам удалось с такой дотошностью восстановить день и время, когда это произошло?
— Существуют же сводки пожарных происшествий, Ситников, — объяснил Пётр таким тоном, каким взрослые обычно растолковывают непонятные вещи маленьким детям. — Эти наши архивные крысы, ясное дело, подняли старые пожарные журналы. Всё же водокачка позапрошлого столетия — не какой-нибудь домик бабки Марфы. Этот пожар наверняка описывался в городских газетах. — Он поправился, — будет описываться.
— Значит… Тут сказано, что это произойдёт в следующую субботу. Двадцать третьего мая. Если нам удастся как-нибудь схватить эту молнию и направить её в энергетический флуксуатор, то, вполне возможно, что-то и будет. В следующую субботу мы отправим тебя в будущее. То есть домой, — неожиданно погрустнел Ситников. — Ия снова увижу тебя не раньше чем через двадцать пять лет. Конечно же, мы с тобой познакомимся заново. Но… Но я буду этого ждать. Хотя ты, разумеется, увидишь меня впервые.
Пётр решительно прервал грустные мысли Ситникова, которому, наверное, и четверть века назад было хорошо знакомо одиночество.
— Получается, что у нас есть ещё целая неделя. Я эту неделю буду с вами, и вы мне тут всё покажете. Знаете, я очень хочу увидеть своего отца. И маму. Я ведь всё время думаю о том, что они сейчас совсем рядом, в Царскосельской школе. И их гоняет Егор Васильевич. Я очень хочу увидеть школу номер семь…