– Его не трожь, – сказал я, – пока не трожь. Если девки Гуга не пристрелили его при захвате, то теперь судьба этого немца в руках Совета Вождей – как скажут, так и будет. А пока свяжите ему за спиной руки и отведите в сторонку. Путь подождет своей участи там. Негоже ему видеть то, что сейчас будет твориться на этой поляне. А вздумает сбежать – так что же: лес тут большой и звери в нем голодные…
– А что здесь будет твориться? – с интересом спросил Виктор.
– Во-первых, – сказал я, – необходимо собрать с покойников оружие и все прочее, что положено. Лес примет их и в том виде, в каком они родились на свет. Во-вторых – поскольку это настоящие враги, то их головы должны быть отрезаны – для того чтобы торчать на колу. Иначе наши соседи нас не поймут. Так что скажи своим, чтобы начинали, а сам ступай со мной. Пойдем, посмотрим, кто в этой компании есть кто.
Итак, девицы из взвода Виктора занялись сбором трофеев и отрезанием голов, а мы с Виктором, а также мои невесты-волчицы и жены-полуафриканки, подошли поближе к бежавшим в наш мир заключенным гитлеровского концлагеря. Я обратил внимание, с каким удивлением эта публика глазеет на Сонрэ-Соню и Илэтэ-Иру, держащих пальцы на спуске своих дробовиков. Если что не так – пальнут не глядя и фамилии не спросят.
– Ну что, приятели… – с легкой усмешкой сказал я, чуть наклонившись и внимательно обведя взглядом «полосатую» компанию, – рассказывайте – кто вы, откуда и как дошли до такой жизни? Только честно рассказывайте. Я же вижу, что некоторые из вас меня понимают. А ты, Виктор, повтори мои слова на французском языке.
Тогда же и там же,
Сергей Александрович Блохин, военврач 3-го ранга, русский, беспартийный, холостой.
После этих слов Командира, обращенных к нам, мы все застыли в испуге от того, что так и не поняли, что происходит. То, что этот человек не любит немцев, еще ничего не значит. А вдруг он беляк, который люто ненавидит все советское… Хотя нет, не может быть… ведь он же назвал своих помощников, – того крепыша с неприятным взглядом и этого, который сейчас с такой ненавистью смотрел на немца, – товарищами лейтенантами. Беляк бы сказал: «господа поручики»… Видимо, в таком же недоумении был и старший сержант Седов, – он совершенно не знал, что отвечать на такие речи. А про Голубенко и разговора не было – после всей этой истории он находился как бы не в себе, и потому сжался в комок и смотрел загнанным волчонком. Да и все мы прочие тоже были не в лучшем состоянии. Убитые немцы – это хорошо, но что будет с нами самими? Правда, тот факт, что сдавшегося немца немедленно не расстреливают, вселял некоторую надежду на благополучное разрешение этого вопроса… Но все же слова обратившегося к нам Командира были не очень-то любезны, а тон его голоса подразумевал насмешку.