— Что же бароны сами не берутся за Стрелков? — с насмешкой спросила Хель.
— В том-то и дело! — воскликнул Консул. — В том-то и дело! Они разъединены. Каждый сидит в своем углу! — разгорячась, он вскочил, вновь зашагал по зале. — Сколько сил мне стоит собрать их для дела! Если бы ваше войско, Хель, было со мной… — он оборвал фразу.
— Что же?
Консул повернулся к ней:
— Я объединил бы земли. Северные, Срединные, Южные. И с объединенными силами пошел бы на Стрелков. И уничтожил бы их.
— Кто же будет тогда усмирять ваших подвладных?
Угол его рта дернулся от раздражения.
— Дама Хель изволила пошутить. В конце концов, Стрелки — наши общие враги. Соглашение с ними — жестокая необходимость. Если бы вы…
Хель рассмеялась, громко и отчетливо, глядя прямо в глаза Консулу. Потом спокойно сказала:
— Когда-нибудь, Консул, вы перехитрите самого себя. И этот день будет последним в вашей жизни.
Камни в пыточных подземельях были скользкие. Они не успевали впитывать кровь. И с блеском непросохшей крови смешивался алый отсвет жаровни. Тени людей в этом свете росли, казались громадными и дикими. Да полно, люди ли это?
Ледяная тяжесть цепей. И волна жара от раскаленных углей.
Сорвали одежду. Сняли цепи — чтобы не помешали — и прикрутили руки кожаными ремнями к кольцам, вбитым в стену. И тогда она повисла на растянутых руках, не касаясь ногами пола. Больно. Но ведь это только начало.
— Еще не поздно, Хель. Подумай.
Молчание. Консул заглянул в ее лицо — не обмерла ли? Нет, глаза живые. И смотрят так, что лучше в них не заглядывать. Так смотрит затравленный волк перед тем, как вцепиться в горло охотника. Консул отошел.
— Начинайте.
Подручный палача длинными щипцами взял из жаровни раскаленную головню.
«Здесь пытали Добоша… или в другом подземелье… его запытали насмерть, израненного… мстили… Почему они так любят пытать огнем… дешевле, приятнее… Как больно, мамочка! Нет, это не я кричу, не может быть, чтоб я так кричала… не надо кричать, они смеются… я выдержу, я все равно выдержу… больно!.. Нет, уже не больно, я ее просто не чувствую, боли, ее слишком много… я не хочу этого, не хочу!.. Мэй, мне больно, Мэй… Все…»
— Довольно, — бросил Консул.
Набухшие от крови ремни, казалось, вросли в кожу. Подручный развязывал их, ругаясь. Наконец обессиленное тело скользнуло по стене и с глухим стуком упало на пол. Другой подручный окатил его водой из чана.
Консул подошел к Хели, наклонился, крепко взял за скользкие от воды и крови плечи.
— Хель, — позвал он, — слышишь меня?
Она с усилием приподняла голову, открыла глаза. В них были боль и странное недоумение.