— Ты мне нужна, Хель, — проговорил он тихо. — Очень нужна. И у тебя отсюда два пути — со мной либо на Пустошь, понимаешь?
Он говорил, а ее глаза раскрывались все шире. Огонь отражался в них. Потом шевельнулись губы.
— Что? — Консул, не расслышав, склонился ниже. — Говори громче.
И вновь искусанные до крови губы дрогнули:
— Нет.
Консул разжал пальцы, и Хель рухнула на пол. Он взглянул на ладони, испачканные кровью, брезгливо морщась, сполоснул их в чане и сказал палачу:
— Обмыть и в одиночку. Чтобы до завтра жива была. Чтобы все чувствовала.
И начались дни, похожие один на другой и страшные своей похожестью. Днем ее не трогали — Консул не разрешал, хотел, чтобы протянула подольше, днем она лежала в полной темноте на охапке гнилой соломы, чувствуя, как пробирается в тело мертвящим холод камня, как малейшее движение отзывается обжигающей болью. Ей казалось, что темнота давит, распластывая и вжимая в пол. Иногда ей доставало сил дотянуться до чашки с водой и куска лепешки, что оставляли ей тюремщики. Однажды она опрокинула чашку, и невидимая вода прожурчала, растекаясь, а она повалилась на подстилку, едва не плача.
А потом приходили двое, тащили ее в подземелье, сдирали одежду с присохших рубцов и язв, и хмурый, заспанный палач перебирал звякавшие щипцы. Тогда она знала, что наступила ночь, и тьма над землей сливалась в ее измученном сознании с тьмой, наступавшей после боли.
Вначале Хель пыталась сопротивляться боли, потом обрушивалась невидимая плотина, и боль затопляла ее всю. И, вновь приходя в себя на ледяных камнях, она проклинала свою слабость.
Она не знала, что со стороны казалась совсем не слабой. Что Консул каждый день справлялся у палача, просит ли она пощады, и всякий раз палач отрицательно качал головой. Она не знала, что палач потихоньку удивляется ее стойкости. То, что она кричала во время пытки, еще ничего не доказывало — кричало истерзанное болью тело. А глаза ее, даже затуманенные мукой, оставались прежними, и палач смутно подозревал, что Консул не появляется на пытках не из-за ночного времени, а оттого, что боится этих темных, бездонных, как омуты, глаз.
Однажды Консул все же появился — в сопровождении разряженной толпы родичей и дам. Они шли по подземелью, брезгливо переступая через заплесневевшие лужи, дамы поспешно подбирали подолы, чтобы, Предок храни, не испачкаться. Одну из дам Консул вел под руку — изящно и непринужденно, как истинный рыцарь. Впереди шли слуги с факелами.
Гости, бросив на все лениво-любопытствующие взгляды, прошли дальше, а Консул замедлил шаг, придержал за локоть свою спутницу: