Новое письмо не содержало ничего, от предыдущих отличавшееся. «Флот наш все увеличивается в размерах. Сейчас он составляет уже более десяти тысяч кораблей, не считая беспилотников сопровождения. Как только достаточно мощные маршевые двигатели будут установлены, Земля окажется сокрушена – и те, кто читает эти строки, вполне могут стать последними свидетелями былого ее могущества».
– Все дело в ученых, – усмехнулся Петров. – А ты со своим планом разбегался, только по нему отвечать, только по нему. Да больно надо. Если сейчас сорвутся, лет через пять тысяч только и прибудут.
– Судя по перехватам теле- и радиотрансляций альфиан, ресурсы планеты подходят к концу, – сообщила Иванова, отвлекаясь на записку ассистента. – Если звездолеты и готовы к бою, то оснащение даже части флота двигателями нужной мощности – дело далеко не скорое… Уж лучше б долетели, – стала сокрушаться она, – нам бы хоть технологии перепали. А там глядишь, и карточки на парфюм отменят. А то и так весь спирт на технику уходит.
– Это если мы их победим, – хмуро заметил Сидоров, осаживая наглянку.
– Это в любом случае, профессор, – усмехнулась она. И обратилась ко всем: – Так, что мне писать в ответ? Как всегда?
– Разумеется, – пожал плечами Сидоров. – Не будем отклоняться от плана.
– Вот правильно, – согласился Петров. – И давайте уже перейдем к закускам.
Мы с Олечкой работали в НИИ теоретической физики в отделе общей теории относительности. Моя давняя подруга изучала проблему Большого взрыва, породившего нашу вселенную, начиная с самого события и кончая 10>-42 секунды жизни оной. А я уже четыре года корпел над разрешением прямо противоположной задачи – поведением все той же вселенной в период с 10>40 по 10>100 секунды: примерно в этот период укладывалась ее окончательная смерть.
Но столь разные подходы к одной теме не мешали нам иметь отношения, гораздо более близкие, нежели с другими коллегами по работе. И с далеко идущими последствиями. Мой последний визит к Оле как раз и был посвящен углублению наших отношений и решительного выхода их на качественно новый уровень. Квантовым скачком, позволю себе такой каламбур, то есть, за один вечер. На который, пунцовясь от волнения, Олечка меня и пригласила, сделав при этом несколько неловких намеков, имевших отношении не к теоретической, а, скорее, к практической физике.
Нам обоим было уже за тридцать, но мы по-прежнему, продолжали оставаться, что хорошо для молодых ученых, но скверно для членов общества, которым давно пристало нянчить детей; об этом меж нами было много говорено, но лишь в последние дни дело сдвинулось с точки минимальных взаимных энергозатрат к долгожданному экстремуму.