– Знаешь, я даже рада, что они так сделали, – сказала Кара. – Ведь ты мой лучший друг!
Сквозь темноту она увидела, как Лукас улыбнулся.
– Значит, мои родители обрекли меня на вечное рабство и тяжкий труд в поле ядовитых растений, а ты и рада? Тоже мне, друг называется!
Кара ущипнула его за руку.
– Ничего, мы отсюда выберемся! – сказала она. – Жди. Должно же нам хоть чуть-чуть повезти!
Проснулась она от звона ключей.
Сквозь туман в заспанных глазах она увидела огромную фигуру, с лицом, прячущимся в складках капюшона, пытающуюся отпереть замок их камеры. Руки у человека отчаянно тряслись.
– Лукас! – шепнула Кара. – Лукас! Проснись!
Лукас что-то пробормотал и перевернулся на другой бок.
Мужчина уронил большую связку железных ключей. Наклонился за ними. Снова принялся возиться с замком.
Кара ткнула Лукаса. Сильно.
– Чего? – спросил он. Он был всё ещё сонный, но глаза у него были открыты.
Кара указала на фигуру. Дверь как раз отворилась. Человек вошёл в камеру и сбросил капюшон.
Это был фен-де Стоун.
Не похоже было, что он ранен, но он был весь в крови. И лицо. И одежда.
Он нашёл глазами Кару.
– Ты! – сказал он.
Фен-де вытащил из ножен, спрятанных под плащом, длинный кинжал. Оружие, изукрашенное драгоценными камнями, явно было скорее для красоты, но, судя по окровавленному лезвию, оно всё ещё годилось для своей прямой цели.
Лукас загородил собой Кару.
– Фен-де Стоун! – окликнул он.
Если тот и услышал Лукаса, то виду не подал. Он надвигался на Кару, неуклюже, шаг за шагом, не отрывая своих безумных глаз от глаз Кары.
– Ты! – повторил он. – Ты!
Он был уже в нескольких футах. Кара почувствовала, как Лукас напрягся, готовясь броситься на него. Но в этом не было нужды. Фен-де рухнул на колени и положил кинжал к ногам Кары.
– Ты должна спасти нас! – воскликнул он. Слова звучали невнятно – его душили слезы. – Я пытался, но не могу. Мне не хватает сил. Ты должна её остановить, помешать ей губить мой народ!
– Кого – её? – спросил Лукас.
Фен-де смотрел на Кару умоляюще, и на секунду ей сделалось почти жаль его.
– Мою дочь, – сказал он.
Кара знала, что больше никогда не сможет принимать свободу как должное. Она наслаждалась теплом солнца, шаловливой лаской ветерка. Однако после первоначального радостного порыва девочка осознала, что кругом всё не так. Воздух должен был благоухать свистоцветом и ландрилью, что цветут в это время года, а был затхлым, будто в склепе. В жуткой тишине, лишённой привычного жужжания и хлопанья крыльев, каждый шаг будто отдавался эхом.
Она чувствовала себя пришельцем в чьём-то сне.