Сарра Филипповна встала. Лицо ея подергивалось судорогой, руки дрожали. Она схватила руку Зинаиды Львовны, прижала ее къ сердцу и едва могла сдержать рыданія.
— Да благословитъ Господь васъ и весь родъ вашъ, — проговорила она съ великимъ чувствомъ и, какъ истая англичанка, прибавила торжественно фразу изъ писанія: — что посѣяли, то и пожнете!
Въ тотъ же день Зинаида Львовна, очевидно, переговорившая съ мужемъ обо всемъ, сказала Сережѣ, чтобы онъ узналъ, кто изъ слугъ желаетъ остаться при нихъ.
— Молодымъ найдемъ мѣсто, — сказала Зинаида Львовна, — а старыхъ мой мужъ оставитъ попрежнему на мѣстѣ на томъ же положеніи.
Сережа, набравшись духу, на другой же день вышелъ къ пришедшимъ дворовымъ и сказалъ имъ, повидимому, довольно спокойно.
— Мы разорены; покойнаго батюшку обобрали мошенники. Вы все это слышали. Мы должны были все продать и теперь не въ состояніи платить большое жалованье и ѣдемъ жить въ Москву, въ маленькую квартирку. Кто изъ васъ желаетъ остаться при моей матери на маленькомъ жалованьи?
— Конечно, я, — сказала няня, Дарья Дмитріевна, — я за вами всюду, хоть въ Сибирь.
— Милая няня, но у насъ уже мало денегъ теперь. Мы платить не можемъ.
— А мнѣ денегъ совсѣмъ не надо. Буду сыта и въ теплѣ — вотъ и всѣ мои нужды.
— И я останусь при барынѣ, — сказала Марѳа Терентьевна, выступая впередъ очень важно, со сложенными благообразно руками.
— И меня ужъ возьмите, — выскочилъ бойко впередъ Софрошка: — я не могу васъ оставить, такъ какъ вашего братца любилъ ужъ больно! Я слышалъ, что лакей ищетъ въ Москвѣ мѣста, выѣздной-то лакей барыни, такъ я замѣсто его.
Въ сторонѣ послышался смѣхъ, наполовину подавленный.
— Вы тамъ чего? обернулся Софрошка задорно: — чего зубы скалите! Что я малъ ростомъ — не бѣда, вырасту; зато я на все гораздъ: маленько плотникъ и столяръ, и обойщикъ, и укладчикъ, а чего не знаю, тому выучусь.
— Спасибо, спасибо, Софроша, я знаю, ты изъ любви къ… къ брату… да, спасибо. Только мы не можемъ большого жалованья дать, — сказалъ Сережа черезъ силу.
— Чтò вы, баринъ! да совсѣмъ не надо никакого жалованья. У меня отецъ не бѣдный; а крестный — богатъ, оченно богатъ. У него въ Москвѣ своя ранжерея, однихъ пукетовъ что господамъ пораспродастъ въ зиму-то. А меня онъ шибко любитъ и ни въ чемъ мнѣ не откажетъ. А я вамъ съ моимъ удовольствіемъ всегда слуга, такъ какъ покойнаго братца…
Сережа былъ тронутъ; но вечеромъ его взяло большое раздумье. Няня была стара и могла только сопровождать сестеръ при выѣздахъ изъ дому; Марѳа Терентьевна была барская барыня, очень избалованная, но зато очень любимая Серафимой Павловной. Для черной работы въ домѣ необходима была еще женщина, и такимъ образомъ набирался значительный штатъ; надо было всѣхъ содержать, поить, кормить… Сережа ужаснулся. А какъ совмѣстить привычки, понятія и требованія матери, требованія сестеръ съ необходимостью разсчитывать и беречь всякій грошъ. Онъ пошелъ къ Степану Михайловичу. Тотъ выслушалъ его и сказалъ: