— Пенсія отца, — отвѣчалъ Сережа, — и небольшіе проценты съ капитала, уцѣлѣвшаго послѣ продажи имѣній; но, мама, не лучше ли уйти въ вашъ кабинетъ, чтобы тамъ переговорить на свободѣ? сказалъ Сережа, замѣтившій жадное любопытство Марѳы, понимавшей по-французски, благодаря своему долгому служенію у Боръ-Раменскихъ и около Серафимы Павловны, всегда говорившей по-французски.
Они пошли въ кабинетъ и сѣли на диванѣ; Сережа краснѣл и блѣднѣлъ; онъ не зналъ, сказать ли матери всю правду. Онъ боялся поразить ее.
— Пенсія отца состоитъ изъ 3000, — сказалъ онъ, — и получается по третямъ. Мы истратили всю треть, лишь только ее получили, при переѣздѣ въ Москву, уплативъ многое, Покидая дачу.
— А уфимское, симбирскія имѣнія? а Знаменское?
— Насъ обокралъ управляющій на огромную сумму; онъ бѣжалъ, его схватили, но денегъ не нашли, притомъ онъ имѣлъ долгое время полную довѣренность, и долги надо было оплатить.
Онъ замолчалъ. Она спросила коротко:
— Потомъ?
— Уфимское и симбирское имѣнія проданы за долги. Фабрика разорила насъ.
— Потомъ…
— Знаменское…
— Что Знаменское? Говори, да говори же! воскликнула она съ ужасомъ. — Я вспоминаю, Ракитинъ тогда что-то говорилъ мнѣ, но все смутно въ моей памяти.
Въ голосѣ ея звучала такая тревога, на лицѣ изображался такой испугъ, что сынъ, взглянувъ на широко раскрытые глаза ея, на него устремленные, смутился и не смѣлъ сказать ей правды; онъ зналъ, какъ она привязана къ Знаменскому, и вспомнилъ, какъ недавно оправилась она отъ смертельной болѣзни.
— Ну? сказала она.
— Знаменское не даетъ доходу: это подмосковная, имѣніе для потѣхи, для пріятнаго мѣстожительства. На него надо тратить деньги… Его бы продать!
— Ни за что! Никогда! воскликнула она, — хотя бы мнѣ пришлось ходить пѣшкомъ, ѣсть черный хлѣбъ… Онъ тамъ все устроилъ, онъ тамъ жилъ и любилъ насъ… меня… Мы были тамъ счастливы, какъ… счастливы…
Рыданія заглушили слова ея; Сережа молча цѣловалъ ея руки.
— Мама, милая! мы всѣ любимъ васъ. Для васъ вся жизнь моя! Пока я живъ, милая, я буду покоить и беречь васъ.
Она была не въ силахъ продолжать разговоръ и, быть можетъ, выносить его ласки; она встала и, рыдая, ушла въ свою спальню и заперла дверь за собою. Сережа, понуривъ голову постоялъ, потомъ медленно пошелъ къ себѣ и, глубоко вздохнувъ, развернулъ книгу.
Много ли онъ прочелъ въ ней?
На другой день Серафима Павловна опять позвала сына и возобновила разговоръ о доходахъ и веденіи хозяйства.
— Сколько у тебя денегъ? спросила она. — Мнѣ надо ими распорядиться, принять, записать, купить все необходимое для хозяйства. Поѣзжай на Кузнецкій Мостъ, закажи у Шмита ящикъ для провизіи съ компартиментами, глубокій ящикъ. Пусть сперва они сдѣлаютъ рисунокъ и пришлютъ его мнѣ. Закажи орѣховый; краснаго дерева — дорого, не по нашему карману. Купи мнѣ приходо-расходныя книги у Даціаро или у Бекерса; я думаю, найдутся красивыя; я дряни терпѣть не могу. Знаешь пословицу: дорого, но мило, дешево, но гнило.