— Переверни, — попросил Слава.
На обратной стороне я заметил подпись от руки. Не сразу разобрал имя, но когда наконец прочёл, замер. Таня, 1986 год. Вот что там было написано. Женщина, которую я принял за Любу, не возлюбленная моего деда. Или мы вломились не в тот дом? Или Огнева вообще никак связана с Любой? Я тихо прыснул, отдавая фото, и мгновенно потерял запал. Опёрся о косяк двери, посмеиваясь. Мы пробрались в чей-то дом. И зря.
— Она не Люба. Здесь нет никакой Любы. Боже, что я за идиот такой?..
— Не совсем.
И тут я увидел, что Слава держал в руках ещё одну рамку. Он смотрел на меня как врач, собирающийся сказать пациенту не очень приятную новость.
— Да что там такое?
Выхватив у него фотку, я уставился на ту же женщину. Вместо цветов она держала на руках ребёнка. Совсем маленькую девочку, укутанную в пелёнки. И что это значило? Я на автомате посмотрел на обратную сторону, здесь тоже нашлась подпись. И именно она объяснила мне всё: «Таня с Любочкой, 1977 год».
Дед писал не возлюбленной, а своей дочери!
***
У моего деда дочь? У моей мамы объявилась сестра? Вот, о какой Любови говорил дед в дневнике? Вот, что он оставил в Припяти? Я стоял как громом поражённый, не зная, что сказать. Не хотелось даже предполагать, что дед имел пристрастия к детям, а других вариантов, помимо того, что Люба являлась его дочкой, я не находил. Хаотично вспоминал тексты писем, найденные в квартире деда... Находил ли я там намеки на романтический интерес? Вроде нет.
Слава прошёлся по кухне, заявив, что ничего ценного мародёры не оставили, лишь осколки какого-то хрусталя.
— У моей мамы есть сестра! — выдал я уже вслух.
— Это один из возможных вариантов.
Как обычно, Слава реагировал очень сдержанно. Он предложил мне войти в единственную комнату, где когда-то ютились и мама, и дочь.
Замок щёлкнул, и мы оказались в облаке противного, душащего аромата. В прямоугольном помещении остался только диван, скрученный в трубочку коврик (интересно, почему его так и не вынесли?) и шкаф коричневого цвета.
Ни следа пребывания ребёнка.
Справа в окне виднелся балкон. Я хотел открыть его, сам не зная толком зачем, и услышал, как Слава сдавленно вскрикнул. Я даже оглянуться не успел, как он сам на меня налетел, едва не повалив на пол. Удержавшись на ногах, я схватил его за плечи и посмотрел в шкаф, на то, что его должно было ужаснуть. Слава не из пугливых, думал я, вспоминая рассказы о катакомбах. Кстати, о скелетах. Из шкафа на нас смотрел скелет. Человеческий скелет.