Я жду, что она покраснеет. Я уже заметил, что ее заливает краска всякий раз, когда я смотрю на нее в упор или случайно касаюсь ее руки. Но на этот раз она сердито смотрит на свои ноги. Замечательно! Она в бешенстве. Я даже еще не встречаюсь с этой девушкой, а уже оказался в немилости. Впрочем, знакомое состояние. Придется все как-то уладить. Я знаю, как это делается. Все тот же старый набор функций. Я просто изменю пару параметров для новой версии.
>код дисфункциональные отношения ():
>в то время как ‘мэддокс’ в немилости:
>мэддокс («молит о прощении»)
>элеонора («смеется ему в лицо»)
>мэддокс («предлагает кексы»)
>элеонора («смотрит на свои ноги».)
Я бросаю взгляд на валун, на котором она сидит.
– Подвинься, пожалуйста.
Для двоих тут места маловато, но я все равно примостился рядом с ней. Нора пристроилась на самом краю, между нами всего пара сантиметров. Если она отодвинется еще дальше, то упадет с камня.
Вау, она действительно разозлилась. Кажется, я догадываюсь почему, и дело вовсе не в бета-тестировании на местности.
– Послушай… – Я делаю еще один глоток воды и ненадолго замолкаю, чтобы подобрать слова. – Я знаю, что ты подслушала наш разговор с Элеонорой этим утром.
Она резко поворачивается. Мои слова застали ее врасплох.
– Из тебя никудышный шпион, Нора.
– Нет. Я… я не хотела подслушивать…
– Все в порядке, – перебиваю я ее бормотание. – Я должен все объяснить.
– Мне все равно. У меня нет никакого желания вставать между вами двумя.
– Ты и не встанешь. Мы с Элеонорой расстались.
Я чувствую жар и покалывание в шее. Провожу по ней рукой, избегая взгляда Норы.
– Просто Элеонора хочет, чтобы это оставалось в тайне какое-то время. Я согласился на ее условия.
– Ты всегда соглашаешься со всем, что она говорит?
Ох! Я снова смотрю вверх. Я ведь не настолько жалок, правда?
– Мне приходится платить такую цену, чтобы иметь возможность оставаться здесь.
– Что это значит?
Почему-то я не могу перестать думать о том, что Элеонора сказала мне этим утром, особенно о фразе: «Один звонок, и ты перестанешь существовать». Я знаю, что она имела в виду. Все, что ей нужно сделать, – это сказать родителям, что я не такой уж хорошо воспитанный молодой человек, как они думали, и – пуф! – снова начнется прежняя, знакомая мне жизнь. Они прекратят меня финансировать. Я не смогу записаться на осенние занятия. Черт, я даже не уверен, что смогу закончить летнюю программу.
А как же моя бабушка? Понимает ли Элеонора, что ее родители оплачивают ей лечение? От одной только мысли я скриплю зубами. Я хватаю кекс и откусываю кусочек.