Но эта личная история не могла не иметь общественного резонанса. Личный «зигзаг» директора библиотеки, члена партии — это ЧП, во всяком случае, в масштабе района и министерства. Общественность в лице товарищей и начальников должна разобраться, о чем тут идет речь — о настоящей любви (а значит, и человеческой судьбе) или об «аморальном поведении».
Г. де Бройн принадлежит к тем художникам, которые стесняются пафоса. Общий фон его книги — это ирония, скорее добрая, хотя и отнюдь не безобидная. Ирония эта в одних случаях — там, где это касается Эрпа, — подчеркивает его слабость и «негероизм», в других же случаях, по намерению автора, она призвана оберечь от слащавой добродетельности образы людей, подлинно сильных и цельных, таких, например, как начальник и друг Эрпа Хаслер или отец его — старый учитель Фридрих Эрп.
В том же чуть ироническом ключе повествует Г. де Бройн о, так сказать, суде общественности над Эрпом. Однако добрая ирония (чтобы не впасть и в этом случае в патетику и сентиментальность) с еще большей убедительностью доносит до читателя ту подлинную человечность, то уважение к правам личности, которыми продиктовано решение судьбы Карла Эрпа. Ему не только дано право начать новую жизнь, но связанные с этим организационные решения построены так, чтобы ни в чем не ущемить его производственных и материальных интересов.
Но если общественность стоит в «деле Эрпа» на позициях подлинно социалистической морали, то о самом герое этого нельзя сказать. Карл Эрп не умеет и боится взять это данное ему право на «новую» жизнь. Он — Буриданов осел, и не только потому, что не может сделать выбор между двумя женщинами: женой — Элизабет и возлюбленной — фрейлейн Бродер. В нем нет прочной основы для выбора, нет внутреннего единства теоретических убеждений и всех практических действий.
Сам Г. де Бройн — в интервью по поводу романа, опубликованном в 1968 году, в журнале «Нойе дойче литератур», — говорил о том, что его интересует не столько то, будет или не будет его герой симпатичен читателю, сколько «общественная и психологическая достоверность его развития, или, точнее, его лжеразвития».
Я не думаю, чтобы можно было согласиться с мнением Гейнца Плавиуса, который в статье «Личность и социализм» (заметки о литературе ГДР) объясняет позицию «Буриданова осла», которую занял Карл Эрп, тем, что в нем живет и второе, худшее «я», что он не может преодолеть в себе «приспособленца». Думаю, что никакого приспособленчества в общественной деятельности и позиции Эрпа нет.
И речь тут должна идти совсем о другом, а именно о неравномерном развитии личности, об отставании «чувств» от «разума» и о последствиях этого отставания для жизненного пути гражданина социалистического общества.