Она сказала это просто, совсем как всегда, но если бы это был фильм, тихо и нежно заиграли бы скрипки, опера не обошлась бы без труб и литавр, а для романа потребовалась бы по крайней мере новая глава, чтобы подчеркнуть многозначительность момента и избежать трудностей при описании последующих часов. Для нашего рассказа это тоже был бы выход — разом достичь главы 14 и начать ее словами: «Когда на следующее утро они проснулись…», — а все остальное предоставить воображению читателей. Но это ведь значило бы, пожалуй, подчинить реальность (специфическую реальность Эрп — Бродер) произволу субъективного толкования, чаще всего превратного, поскольку у каждого свой собственный (обусловленный полом, социальным положением, происхождением, возрастом, состоянием здоровья, питанием и, возможно, даже временем года) мир представлений, лишь в исключительных случаях близкий к реальности. Ведь любая фантазия зиждется на опыте. А каков он? Бывают любители торжественности, которых разочаровывает деловитость, бывают любители деловитости, которых раздражает торжественность, встречается чувствительность, страдающая от грубости, попадается амазонка, мечтающая о подчинении и наталкивающаяся на властолюбие, воздыхатель, которого приводит в смущение веселость; этот не выносит запаха, та — разговоров, тут один слишком большой, другой слишком маленький, одна слишком узкая, другая слишком широкая, тут суть оказывается в том, в чем он ее не ищет, в чем она ее не находит, там к делу примешивается страх, и комплексы, и растерянность, стыд неуместен или желателен, но отсутствует, то двое любящих забираются под одеяло и просыпаются чужими, то она больше не в силах отвечать на его вопросы, или он закрывает глаза, чтобы видеть другую, а не ту, что держит в объятиях. И все это заполняет пробел, сделанный автором, накладывает на золотистые тона рождественской Святой ночи серый цвет осложнений, зеленый цвет страданий, черный цвет разочарования. (Исключение составляют, может быть, только юнцы, подменяющие опыт страстным желанием. Так в ту ночь и было сказано: «Это то, чего ожидаешь в семнадцать и на что потом уже не надеешься!») Вот почему здесь следует избежать обычного пробела, пропуска, абзаца, затемнения, покрова молчания (насколько допускают приличие, вкус и вышестоящие инстанции). Чтобы постичь все величие происшедшего.
Тут двое любили друг друга сердцем и умом
и кожей и волосами и руками и ногами и глазами и ушами и грудью и животом и носом и губами и ладонями и ступнями и всем, чем они обладали еще и кем они были и есть и будут.