Когда Карл в последние недели представлял себе час окончательного разрыва, он казался ему самым тяжким во всей его послевоенной жизни. Теперь же он был взволнован, разумеется, но сильной боли не испытывал. Он был грустен, но не более, чем при любом прежнем переезде. Последний взгляд из окна, последнее прощанье с книгами — это было хуже, но подобное он уже переживал, когда перебирался из Альт-Шрадова в Мюнхеберг, из Мюнхеберга в Берлин, из меблированных комнат в квартиру в новом доме и оттуда в поселок на Шпрее. Покидать обжитое всегда тяжело, только в этом и было дело, ни в чем другом. Он часто убеждался, что радость предвкушения острее радости осуществления, а теперь понял, что и обратное иной раз справедливо: ожидание страданий хуже самих страданий.
Еще бы! Если мысли (и помыслы) заняты только одним: вернуться на место ночных радостей. Даже то, что он именовал грустью, предопределялось этим стремлением и скорее заслуживало названия страха — страха перед реакцией фрейлейн Бродер. Он был достаточно опытен, чтобы знать: моментальные снимки и постельные клятвы без фиксации (практикой) не выдерживают дневного света.
Ему уже приходилось переезжать с коробкой из-под стирального порошка, с заплечным мешком, с ручной тележкой и с машиной для перевозки мебели, и каждый раз он брал с собой все свое имущество. Никогда еще он не владел таким количеством вещей, как теперь, и тем не менее с легким сердцем оставлял все это. Кроме самого ценного — автомобиля.
Впрочем, самым ценным для него всегда были его книги, а их он оставлял, все решительно, ибо выбрать три самые необходимые (как он намеревался) ему не удалось. Раньше на вопрос о книгах, которые он взял бы с собой в длительное изгнание, у него всегда наготове был ответ: сказки Гауфа, «Виннету» [32], «Жертвенный путь» [33], «Молодую гвардию», «Мать», «Доктора Фаустуса», «Старика и море». Но для чего ему это теперь? Он начинал все заново и не хотел обременять себя воспоминаниями. Кроме того, все, что ему могло понадобиться (например, «Ленин о библиотеках» Крупской, сокровищница цитат для его торжественных речей), имелось в библиотеке. Он взял с собой только папку с собственными статьями. Хорошо еще, что детей не было дома. Он сбегал на чердак и принес два чемодана и надувной матрац, умывальные и бритвенные принадлежности из ванной, белье и костюмы из прихожей, все остальное было под рукой: документы, лекарства, подушка и одеяло. Это походило на бегство.
Это походило на отправление в путешествие.
«Прощай, Элизабет!» Она как раз собиралась сунуть гуся в духовку, выпрямилась и вытерла руки о передник. Но он продолжал держать чемоданы в руках и добавил: «Деньги я тебе, конечно, буду присылать регулярно», — и пошел.