— Полно, капитан, не конфузьте меня…
Только перед утром в фанзе установилась полная тишина. Наступил предрассветный час, тот самый таинственный и жуткий в ночи час, когда тьма борется со светом, когда люди с чистой совестью особенно крепко спят, а грешники терзаются раскаянием, когда пробудившаяся пичуга еще не смеет подать голос, а на тропу разбоя выходят голодные хищники…
В предутренних сумерках банда Ван Ювэя подошла к хутору. Джангуйда с кряхтеньем слез с коня. Он был зол как черт: Яновского упустили, продукты кончились, а, от долгой езды верхом толстяка растрясло и укачало. Сейчас он мечтал лишь о том, как подкрепится и отдохнет в усадьбе Шен Тана, а следующей ночью уйдет в Корею. Там он намерен поохотиться на «белых лебедей», чтобы хоть как-то компенсировать свои нынешние неудачи.
— Отчего не открывает эта старая черепаха! — злобно ворчал Ван Ювэй, колотя пяткой в ворота.
— И окна в фанзе темные! — угодливо подхватил бровастый маньчжур, прильнувший к щели.
— А ну лезь через забор. И подыми его палкой!
— Слушаюсь, господин!
Бровастый взобрался на лошадь, встал ногами на седло, перемахнул на частокол и спрыгнул вниз, взметнув, как крыльями, полами своего злополучного желтого халата. Тотчас же во дворе раздался шум борьбы, громыхнул выстрел. Еще несколько хунхузов, повинуясь знаку джангуйды, полезли через забор. Стрельба стала частой.
Ван Ювэй испуганно присел. Засада? Но кто — Чжан Сюань, жандармы или казаки? Впрочем, какая разница! Надо уходить. Хунхузы, мастера и любители устраивать засады, когда сами попадали в них, как правило, боя не принимали, поворачивали коней и уходили в леса.
Толстяк уже открыл рот, чтобы отдать соответствующее распоряжение, как вдруг к нему подбежал запыхавшийся кутуль, тот самый, которого Шен зачислил в свою родню. Воспользовавшись перестрелкой и суматохой во дворе, «племянник» сумел незаметно выбраться наружу и сейчас, по привычке вобрав голову в плечи, ожидая ударов, торопливо докладывал:
— Я не виноват, господин… Все сделал как велели, но… Шенцзячжуан[106] уже после моего прихода захватила дружина Чжан Сюаня! Там же шкипер Хук, Яновский и их дети…
— Ах, вот как! — вскричал джангуйда. — Все птички в одном гнездышке? Прекрасно! Я раздавлю их! — Жажда мести и наживы (неизвестно, что было сильнее) темной волной захлестнула вожака банды, и он потерял присущую ему осторожность. — Ломай ворота!
Приклады забухали в калитку, врезанную в полотно ворот. Хунхузы подняли такой грохот, что не услышали подозрительную тишину, внезапно воцарившуюся во дворе. В следующее мгновение ворота резко распахнулись, и ужасающей силы залп разметал нападавших. Стоны, проклятья, конское ржанье…