— Итак, господин капитан, расскажите еще раз, только, пожалуйста, подробнее, о гибели вашего судна. Уповаю на то, что вы будете говорить чистосердечно и искренне.
— Я не капитан.
— Вот как? С кем же имею честь?
— Судовой врач Кудрявцев. Капитан и большая часть экипажа погибли. Нас осталось только пятеро…
— Весьма прискорбно, но на войне как на войне… Так кто же потопил ваш пароход?
— Я уже вам говорил: неизвестная подводная лодка.
— Может быть, вы думаете, что японская? В указанном вами районе наших субмарин нет. Скорее всего, это были американцы или англичане.
— Не знаю. И вообще не вижу смысла продолжать нашу беседу… Прошу вас, господин Сато, по возможности скорее отправить нас на родину. А пока выделите нам, пожалуйста, лекарств.
— Все будет зависеть от вашего благоразумия и откровенности… Итак, вы говорите, что вас потопили американцы?
Допрос продолжался в том же духе. Спартак больше не слушал. Он устало вытянулся на нарах, закрыл глаза, а когда вновь открыл, первое, что он увидел, это маленькую человеческую фигурку, скорчившуюся под нарами в противоположном от Малявина углу хижины. Это была Тэн!
Как она оказалась в гостинице, неизвестно. Может, спряталась во время бомбежки, может, искала защиты у советских моряков… Сжавшись в комочек, она расширенными от страха глазами смотрела на японского офицера, сидевшего к ней боком.
Спартак еще не успел придумать ничего для спасения девочки, как вдруг она решилась покинуть свое убежище. Она выползла из-под нар и стала потихоньку пробираться к двери. Сато, не меняя позы, выхватил из кобуры пистолет, быстро передернул затвор.
Дальнейшее произошло в секунду. Подхваченный с постели какой-то неведомой властной силой, Спартак ринулся вперед, раскинув в стороны руки, закрывая собою Тэн.
— Не смей!
Возглас совпал с выстрелом. Юнга упал сначала на колени, потом ничком. Девочка с криком выскочила из хижины. Коперниковцы вскочили со своих мест, бросились к Спартаку. Доктор осторожно перевернул его на спину. Из угла рта мальчишки текла кровь, глаза мутнели…
Майор Сато, запинаясь, проговорил:
— Господа, я крайне сожалею… Инстинкт военного: стрелять во все движущееся. А юноша сам виноват…
Он осекся, увидев, как на него надвигается, сжав кулаки, Володя Шелест. Заклацали затворы арисак, под их защитой японец попятился к выходу и исчез.
Игорь Васильевич пытался нащупать пульс у Спартака. Потом вздохнул, закрыл ладонью его веки и прошептал:
— Бедный малыш! Недолго горела твоя свеча…