В Спасском «пойти в город» означало пересечь улицу Мельничную, на одной стороне которой село, а на другой — город, выросший из Евгеньевской слободы, которая, в свою очередь, выросла вокруг железнодорожной станции с тем же названием. «Во всей России нет такого места, — гордятся спассчане, — чтобы деревня с городом через улицу разговаривала!»
Мальчишки поравнялись с белым зданием в виде перевернутой буквы Г, ее короткая часть была двухэтажной, а длинная — одноэтажной. В этом доме с прошлого, 1917 года, размещалась Спасская учительская семинария. Шкет мотнул головой в ее сторону и сказал — спросил:
— Может, теперь примут?
Журба нахмурился и промолчал, он и сам подумал об этом, а приятель угадал его мысли. Вообще с тех пор, как Ванюшка узнал, что царя больше нет и грядет какая-то другая жизнь, новая и неведомая, он только об этом и думал. Ванюшка был не только первым и единственным в своей семье грамотным, он еще и отлично учился в местной церковно-приходской школе. Он мечтал стать учителем. Закончив школу, он под диктовку деда написал прошение о приеме его в семинарию. К прошению дед Сергей приложил подношение — пуд меда со своей пасеки. Но не помогли ни отличный балльник ЦПШ, ни великолепный мед. Сказали: нет мест. Несколько часов кряду бушевал дед, бегая по хате, ругаясь и на русском, и на украинском:
— Нема мисця! Як же! С суконным рылом в калашный ряд! Для этого ёлопе, сына богатея Кузьменки е мисце, и для сына заводчика Золотарева е мисце, и для спекулянта Терещенки е мисце, а для крестьянского сына Ивана Журбы нема мисця! Хай бы им грець!
Потом немного успокоившись, обнял внука за острые худые плечи.
— Ну, ничого, хлопчик, ничого! Потерпи трошки! Будет — и чую, скоро — на нашей вулици свято. Я-то, старый, може, и не доживу, а ты обязательно доживешь. Выучишься и станешь учителем!
Это была и дедова мечта. Вот и праздник пришел, и дед дожил. Теперь, конечно, примут Журбу в семинарию. Иначе и быть не может, иначе на кой нужна революция, коли все останется по-старому…
Мальчишки вскарабкались на насыпь. Вот и «чугунка», точнее, Уссурийская железная дорога, которую закладывал царь, а построил народ. Ванюшка помнил ее, сколько себя, и часто ходил сюда просто так, без особой надобности. Она была частью его жизни…
Блестящие полоски рельсов уходили, сливаясь, в неведомую даль, в иные миры. Журба только знал, что вон там, на юге, Владивосток, а там, на севере, Хабаровск — города, в которых он никогда не был. Посланцы этих миров проносились мимо него в обоих направлениях, лишь на несколько минут являя себя захолустной промежуточной станции.