«Какая же гадость, — морщась, подумал Максим. — Кто только придумал такие большие таблетки?»
С трудом проглотив оставшиеся пилюли, он взял в руки телефон и набрал номер ординаторской. После несколько длинных гудков трубку сняли:
— Пересадка.
— Елена Николаевна?
— Да.
— Это Максим Еременко. Здравствуйте.
— А, Максим, здравствуй. Ну как твои дела?
— Елена Николаевна, последнее время ощущаю перебои в сердце. Как дернет, так сразу в пот бросает и слабость в ногах. Что это может быть?
Она немного помолчала в трубку и потом вдумчиво ответила:
— Нужно через год попробовать отключить кардиостимулятор. Может свой ритм появится. А сколько раз в день стул?
— Раз или два. Последнее время, правда, с ним не все гладко.
— В общем, в понедельник приезжай на кровь. Возьмем анализы и посмотрим что к чему.
— Хорошо, Елена Николаевна.
— До понедельника, пациент, — сказала врач и повесила трубку.
— До понедельника, — пробубнил пациент, и его взгляд, гуляя по комнате, остановился на черно-белых семейных фотографиях.
Положив трубку, он подошел к фотографиям ближе. Поблекшие, исцарапанные вдоль и поперек, с замятыми уголками фотокарточки родни. На одной из них мама стояла рядом с бабушкой и дедушкой. Маме было лет десять. На другой фотографии праздновали ее шестидесятилетие. Сложно было представить, что эти девочка и женщина — один и тот же человек.
«Как мало у человека времени…» — пронеслась мысль в голове.
Максим дотянулся до телефона, нашел номер Алены и начал писать сообщение:
«Хорошо, Алена. Давайте встретимся в кафе „Босфор“ вечером. Оно одно в городе».
Клик. Сообщение ушло. Через минуту пришел ответ. Клик:
«Очень рада, Максим, что вы все-таки согласились. Буду вовремя. До встречи».
Через десять минут дверь захлопнулась. На столе, под стаканом с недопитым чаем, лежала записка:
«Пап, котлеты в холодильнике. Ушел гулять. Буду скорей всего поздно. Мам, не названивай. Таблетки взял».
Заводское кладбище было чуть ли не единственным местом в районе, где под раскидистыми ветвями старых, но еще крепких деревьев люди укрывались от палящего солнца. Поскольку вся зелень поблизости превратилась в асфальт и бетон, именно кладбище стало для Максима отдушиной. Здесь он гулял между могилами, каждая из которых хранила свою тайну, читал на лавочках, размышлял. Мертвецы ему не мешали, и он им не мешал. Они были одинаково бесчувственны как к советскому памятнику из мрамора, увенчанному пятиконечной звездой, так и к простому деревянному кресту. Они никуда больше не спешили, как и сам Максим.
Как-то он прочитал эпитафии на двух могилах, находящихся на противоположных концах погоста. В старой части кладбища, на плите молодой девушки, не дожившей пару лет до полета Гагарина, были высечены такие слова: