Алена вскочила и что было мочи побежала, продираясь сквозь понурые хвойные ветви, спотыкалась о чьи-то забытые могилы. Вновь вставала и вновь бежала, пока на ходу, в одно мгновение не потеряла сознание, будто кто-то острым мечом отрубил ей голову.
— Семен, когда работа будет закончена? Сколько можно тянуть?
— Екатерина Валерьевна, делаю все, что в моих силах, — ответил Семен, склоняя голову перед хозяйкой. — Я же не виноват, что мужики выпили лишнего (он приложил указательный палец к шее). К тому же, этот сруб ставил еще ваш дед, а он был изрядный плотник. Ух, какой он был плотник. Бревна отбирал одно к другому. Сучок к сучку.
— В общем так, Семен — с этого момента никаких авансов, — раздраженно проговорила девушка, щелкая что-то в телефоне. — Скоро приедут рабочие и начнут фундамент заливать, а вы все никак сруб не разберете.
— Вам совершенно его не жалко? — взмолился Семен, смотря на покосившуюся избу.
— Чего не жалко?
— Ведь вы в нем выросли, Екатерина Валерьевна. Дядя Толя так много сил в него вложил. Руку на святыню поднимаем.
— Семен, я могу обойтись и без тебя. Я с тобой вожусь только в память о дедушке. Где вы тут еще работу найдете? Сопьетесь все без меня.
— Воля ваша, Екатерина Валерьевна. Завтра мы с мужиками в два счета все разберем. Ломать — не строить. Можно я себе заберу бревна на дрова?
— Мне они не к чему.
— Вы меня тогда возле храма выкиньте. На поминки попа Михаила схожу. Хороший был человек. Вы не желаете?
— С детства и поминки, и священников терпеть не могу. Мне от запаха ладана дурно становится.
Машина остановилась напротив храма. Семен вылез.
— Если завтра сруб не разберете — сама вас разберу. Так и передай всем.
Она бросила окурок в пожелтевшую траву, подняла стекло, чтобы холод от кондиционера не выходил, и машина сорвалась с места.
Семен показал хозяйке «петрушку», вдавил для верности окурок в землю, закашлялся из-за облака пыли и пошел к массивной жестяной двери. Столы уже опустели. Рюмки частью были опрокинуты, часть стояли собранные в кучу. Рядом горкой лежали остатки черного хлеба и тарелка с поникшей зеленью.
Взлохмаченная от суеты Ольга Геннадьевна усадила Семена на край стола, налила ему штрафную рюмочку, дала закусить и вновь принялась мыть посуду в тазике.
Семен перекрестился, выпил, задрав голову (через пробоины в крыше виднелась прозрачная Луна, словно отпечаток пальца на стекле), крякнул и положил в рот кусок мякиша с солью.
— Хороший был поп, — удрученно сказал Семен. — Добрый и какой-то настоящий, что ли. Были бы у нас Руси все попы как этот Михаил, глядишь, ни революции не было бы, ни гражданской войны. И не придумал бы никто графы: «Что вы делали до 1917 года?». По Евангелию жил — вот что я делал.