— Так я могу его увидеть или нет?
— Ну, разумеется. Мы теперь сами больше заинтересованы в этом, чем Вы.
Алену досмотрели на наличие посторонних предметов, дали белый халат и бахилы. Они прошли длинным сумрачным коридором, который источал отвратительный запах гниения, нашатыря и мочи, потом миновали шесть дверей, потом спустились на лифте на три этажа, потом поднялись по лестнице на три заплесневелых заплеванных пролета и наконец, идя по коридору, который также ужасно пах, услышали крики.
— Да, и еще, душечка, Ваш папенька относится к группе пациентов, которые страдают от всякого рода галлюцинаций и голосов в голове.
Крики усилились. Показалась толпа в белых халатах и масках. Их было человек двенадцать. Все крепкие — как на подбор. Алена узнала голос отца. Добавилась лишь истеричная хрипотца.
— Дмитрий Егорович, вот, привел дочь, — любезно доложил Егор Дмитриевич.
Все посмотрели на Алену профессиональным оценивающим взглядом, видимо не веря, что у того, кто кричит за дверью, может быть адекватная дочь. Практически полная копия Егора Дмитриевича (за исключением, пожалуй, что пучка седых волос, не до конца прикрывающего начинавшуюся лысину), Дмитрий Егорович подошел к Алене, осмотрел ее, зачем-то понюхал и тихо произнес:
— Позвольте представиться. Заведующий больницей. У нас, как Вы уже поняли, происшествие. А завтра приезжает комиссия. Сами понимаете, чем это может нам грозить. Понимаете ведь? Вижу, что понимаете. Поговорите с вашим папенькой, душечка. И я обещаю Вам, мы поставим его на ноги.
Он подошел к двери процедурной и громко с добротой в голосе сообщил:
— Лев Николаевич, дорогой, а у нас для Вас подарок. К Вам пришла ваша дочь, Алена. Будьте добры, откройте.
— Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом — и ты губишь меня? Вспомни, что ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня?
— Лев Николаевич, голубчик, откройте. К Вам вернулась дочь.
— О, если бы я был, как в прежние месяцы, как в те дни, когда бог хранил меня, когда светильник его светил над головою моею, и я при свете его ходил среди тьмы; как был я во дни молодости моей, когда милость божия была над шатром моим, когда еще вседержитель был со мною, и дети мои вокруг меня, когда пути мои обливались молоком, и скала источала для меня ручьи елея.
— Лев Николаевич, к Вам пришла дочь, — повторил заведующий больницей.
Тут Лев Николаевич замолчал. Было слышно, как он на цыпочках подкрался к двери. Дмитрий Егорович подозвал Алену.
— Папа, это я, Алена. Мне очень нужно поговорить с тобою. Пожалуйста, открой.