Лев Николаевич молчал несколько минут, а потом закричал так, что медсестра за дверью заплакала еще громче:
— У меня нет никакой дочери, и никогда не было, а та, дворняжка, которая за себя ее выдает, пусть возвращается на дорогу, где была подобрана светом очей моих!
Послышалось падение стеклянных колб на пол.
— Я слышал о тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят тебя; но я не отрекаюсь и не раскаиваюсь в прахе и пепле.
— Голубчики, ломайте дверь, — приказал Дмитрий Егорович, промокнув платком пот с толстой шеи. — Мне сегодня еще на ипподром идти с женой.
— Скачки или представление, Дмитрий Егорович? — спросил заискивающе Егор Дмитриевич.
— Представление. Названия не помню, что-то про дрессированных кроликов и удавов. Я, знаете ли, больше люблю тихо проводить вечер перед телевизором, выпив рюмочку коньячка, но обещал душечке на день рождения.
— А какой коньячок Вы любите, Дмитрий Егорович? — спросил Егор Дмитриевич, когда по двери был нанесен первый таранный удар. — «Наполеон» пробовали?
Короткая дорога от психиатрической больницы до метро шла через парк имени Сорока лет Октября. В начале парка рабочие с востока сажали молоденькие каштаны. Они заботливо подвязывали их веревками, чтобы ветер с далекой Родины не сломал тонкие стволы, поливали и рыхлили землю вокруг. В самом центре парка стоял памятник Фридриху Энгельсу, который большинству молодых людей ни о чем не говорил. Не помогали даже выпуклые буквы на постаменте.
Алена вдруг вспомнила спор отца и иерея Михаила. Отец тогда, по обыкновению побелел, вскочил из-за стола, подбежал к книжному шкафу, взял труд Энгельса: «К истории первоначального христианства» и стал целыми кусками цитировать про единство Христа с рабочим классом, про классовую борьбу, про построение рая на земле. Когда отец посчитал, что победил, иерей прихлопнул все сказанное, как муху, одной фразой того же Энгельса: «Христианство вступило в резкое противоречие со всеми существовавшими до сих пор религиями».
Зазвонил телефон. Копаясь в сумке, Алена наткнулась на банку с обезболивающими таблетками. По спине пробежал холодок. Телефон продолжал надрываться.
— Да.
— Алена, здравствуйте. Это Виктория. Мы с Вами были на похоронах отца Михаила.
— Да-да, я помню. Здравствуйте.
— Звоню вот по какому поводу. Мы решили перевести Максима из реанимации в отделение. Мест в реанимации катастрофически не хватает из-за жары. Профессор считает, что можно перевезти в палату. Мы бы Вас не беспокоили, но после генетической экспертизы стало известно, что при взрыве дома погибли не только родители, но и брат Максима со всей семьей. Родственников, как я понимаю, у него больше нет. По крайней мере, мы ничего о них не знаем. Вы не могли бы поухаживать какое-то время за Максимом, раз он ваш знакомый? Медсестры будут помогать. Думаю, это ненадолго.