— А ты, умник, роль не играешь? Бунтарь всегда целует свои вериги.
— Из-за таких как ты, мы все здесь остаёмся!
— Худшее, что я могу сделать — это заслуженно оскорбить твоё юношеское самолюбие!
— Своё бы самолюбие поберёг! Аристократ, блин, духа.
— А ты из штанишек своих вырасти для начала, прежде чем со мной письками меряться!
— А я уже! Я их, так сказать, преодолел. Да-да, джинсы я ношу совсем без трусов! Так что если вы все увидите мой голый зад — знайте.
— Но ведь последняя капля всегда…
— Надо чем-то платить за свободу.
Они кипятились всё пуще и пуще, болтали всё пустее и невпопаднее, замечали это, злились, и вгрызались в спор ещё неистовее. Мы с Шелобеем шли чуть позади и переводили взгляды с одного затылка на другой.
— А ты что — к гитаре вернулся? — спросил я Шелобея.
— Ну да.
— И как оно?
— Да таксе. Совсем форму потерял. Но «Лампу» уже сыграть могу…
— Какое славное место! — сказал Стелькин, указывая на дикую — по колено — бело-белую полянку, хотя все уже и забыли, что собрались-то для строительства. Мы с Шелобеем полезли в карманы за перчатками.
Стали катать гигантские шары и подгонять их один к другому. Мы с Шелобеем катали, а Стелькин с Дёрновым соединяли их — укрепляли стены и выравнивали пол. Скоро шаров было уже столько, что нам с Шелобеем пришлось подключиться к ребятам (во второй ряд ставили по двое).
— Да ты ноги упри, как будто картошку копаешь! — досадовал Стелькин.
— Но я… — Дёрнов смешался. — Я никогда картошку не копал…
Шелобей вдруг бросил раздумчиво:
— А что, если Летов сам построил вокруг себя тюрьму — чтобы было с кем бороться?
Но было не до того — работа скрипела.
Конечно, воображение рисовало нам мощный пузатый бастион с блокгаузом, бруствером, горнверком, траверсами, капониром, казематами и мостом через ров на цепях (из веточек). Настоящее же сооружение было несколько убого, кучковато и ухабисто, но стены получились правда высокие (по горло; ну а поскольку пол прокопали каблуками почти до земли, то снутри даже и больше), с неодинаковыми кривыми зубьями и даже башенкой с одной стороны (в ней была дырка, в которую можно встать по пояс, но всё равно человек на башне оказывался совершенно гол) и лесенкой. Вход, правда, не был предусмотрен, так что обороняющимся приходилось сначала самим штурмовать крепость.
Когда с созиданием было покончено, сумерки уже делались заметны: пора было разбиваться на команды. Как-то само собой мы с Толей оказались в защищающихся, а Стелькин с Шелобеем — в нападающих.
— Я на левом фланге, ты — на правом, — сказал Дёрнов важно, поднял воротник и полез на стену. Я не стал уточнять, где левый фланг, а где правый и полез за ним.