– НЕ ШЕВЕЛИСЬ, – раздался голос. – ВОЗМОЖНО, У ТЕБЯ СОТРЯСЕНИЕ.
Игнорируя боль, Мия открыла глаза и увидела над собой юношу, которого когда-то, вероятно, любила. Грянул гром, отдаваясь эхом в ее черепе. Мия скривилась от вспышки молнии и вновь сомкнула веки. И снова увидела момент удара, обрывки воспоминаний, блекнущие в угасающем свете.
Тени.
Клинки.
Кровь.
– Тишь, – ахнула она, садясь.
Мия почувствовала удивительно теплые руки Трика на своих плечах, услышала его тихое бормотание, приказывающее ей лечь, но отмела все это в сторону – нежное прикосновение, глубокий, как океан, голос, острую, как осколки стекла, боль – и вскочила на ноги, тяжело дыша и пытаясь сфокусировать взгляд. Заставляя себя вспомнить.
Башня. Они все еще в башне. Сид, Мечница, Мясник и, Богиня… Эш с Йонненом. Все лежали вокруг костровой ямы. На ужасную, бездонную секунду Мия подумала, что они мертвы, что их больше нет, что у нее никого и ничего не осталось. Эта мысль была слишком ужасающей, чтобы с ней справиться, слишком мрачной, чтобы ее принять. Но затем Мия увидела, как плавно поднимаются их грудные клетки, и вздрогнула, когда Эклипс слилась с ее тенью и поглотила весь страх.
– …Все хорошо, Мия…
– Нет, – прошептала она.
Ее взгляд наткнулся на тела – мертвые и неподвижные.
– Нет.
Трик спустил их вниз на своих сильных черных руках и положил в стороне. Отдельно от остальных, но все же укрыв их от дождя. Камень вокруг них потемнел от крови. Их глотки были перерезаны до кости.
– Брин, – прошептала Мия надламывающимся голосом. – В-Волнозор.
– СМЕРТЬ НАСТУПИЛА БЫСТРО. ОНИ ПОЧТИ НЕ ПОЧУВСТВОВАЛИ БОЛЬ.
– О Богиня, – выдохнула она, опускаясь на колени рядом с их телами.
Мия протянула дрожащую руку, ее глаза защипали слезы. Она коснулась щеки Брин, пригладила дреды Волнозора. Вспомнила искреннюю радость на лице двеймерца, когда он описывал свою жизнь в театре, и как мелодии его песен облегчали бремя перемен в коллегии. Вспомнила слова Брин о том, как терпеть нестерпимое на песках. Что в каждом вдохе живет надежда.
Вот только Брин уже не дышала.
– …Мне жаль, Мия…
При звуке этого шепота ее глаза расширились, а зрачки уменьшились от ярости. Она взглянула на его очертание, возникшее на стене впереди. Очертание кота. Очертание, которое он украл у нее в детстве, уподобившись любимому питомцу, убитым Юлием Скаевой прямо на ее глазах. Очертание чего-то знакомого. Чего-то утешающего. Чего-то, что закроет ей глаза на ужасную правду: что у него вообще нет очертания.
Гнев был приятен.
Если злиться, то не нужно думать.
Если злиться, можно просто