– До сих пор не могу поверить, что у пиратов есть гребаные короли, – пробормотал Сид.
– Уж поверь, – кивнул Мясник. – И молись Всевидящему и его Четырем гребаным Дочерям, что никогда не встретишь этого ублюдка. Говорят, его породил шакал. Он пьет кровь своих врагов из кубка, вырезанного из черепа своего отца.
– Так его отец умер во время секса с шакалом или после? – полюбопытствовала Мия.
– Наверное, та еще была пирушка… – ухмыльнулась Эшлин.
– Смейся, Ворона. Но Мясник из Амая не боится ни одного мужчины, рожденного женщиной. А от Эйнара Вальдира мне хочется наделать в гребаные панталоны.
– С каких пор ты начал говорить о себе в третьем лице? Или носить панталоны, раз уж на то пошло?
– Ой, иди на хрен.[20]
– Эйнар Вальдир потопил «Разящего», – тихо сказал Йоннен. – И «Божью Истину» спустя три месяца после этого. И «Пламя Дочери» в глубоколетье.
Мия повернулась к брату и подняла бровь.
– В прошлом году я изучал самых известных врагов Итрейской республики, – объяснил он. – Моя память…
– …Острее мечей, – закончила Мия, улыбаясь. – Знаю-знаю.
Мечница вздохнула.
– Ну, волей Матери Трелен, Корлеоне будет ждать нас в гавани. Нужно просто не нарываться, найти его в пабе и обдумать наш следующий шаг.
– С полным пузом вина, – добавил Сидоний. – И у горящего камина.
– Я выпью за это, – кивнула Эш.
– Во-во, – кивнул Мясник. – Даже Мать Ночи и все ее проклятые мертвецы не смогут меня удержать.
Мия посмотрела на притихшего двеймерца, идущего неподалеку от них. Трик даже не дрогнул.
От запаха просто перехватывало дух.
Мия не могла назвать его просто зловонием, хотя зловоние определенно присутствовало среди ароматов. Портовый город Амай покрывал коркой берега Моря Сожалений, как струпья костяшки бойца. Над ним парил облаком смрад гнилой рыбы, скотобоен и лошадиного дерьма, пронизанный нотками океана.
Но здесь чувствовались и другие запахи. Парфюм тысячи специй: лемонмера, честновоний и черного лотоса.[21] Теплый, хлебный аромат свежеиспеченных пирогов и сахарного теста. Жареного на оливковом масле мяса, сладких угощений, свежих фруктов и спелых ягод. Пусть ими и управляли кровожадные корсары, но все корабли в гавань Амая приплывали с товаром. Этот город был не только пристанищем для скотов и бандитов.
Он был рынком.
Соколы сняли солдатские ливреи – Мясник предупредил, что въезжать в город в цветах Итрейской республики – это все равно что напрашиваться на неприятности. Кроме того, броня из могильной кости Сидония стоила целое состояние и наверняка привлекла бы внимание городских воров. Они оставили кольчуги и мечи, а остальное спрятали в повозке, хотя Мия все равно надела на пояс ножны с мечом из могильной кости.