— Не вводи в грех. Он как рассердится, из дому убегай. Я и сама рассердиться могу.
— Что ты скажешь, ни там, ни тут не подступишься! Чудные вы люди, дело-то сделано, вон оно, прошение-то, упрятано в шапке. После дела-то чего бы не принять благодарность-то, а?
— Не примем. И не кланяйся понапрасну. Не ровён час, зять услышит, будет нам с тобой!
— Ну люди! Ну спасибо вам, ну чудны, ну чудны! Спасибо. Прощайте покудова.
Надел шапку, приплюснул на затылке и ушёл.
У Владимира Ильича всё ещё разговаривали. Надежда Константиновна стояла у стола. В окно дуло; обхватив себя за плечи, ёжась от холода, она говорила:
— Гадкая история, гадкая, с этим кулацким сынком, кулацкой эксплуатацией! А девушка славная. И жених у неё непримиримый, прямой, и меня ужасно трогает его любовь и доверие. Так доверчивы только чистые люди, совсем чистые сердцем.
— Ты услышала больше, чем он рассказал, — заметил Владимир Ильич.
— Нет, Володя, он очень точно это представил, как парень бросится защищать её честь. И ведь ему даже в мысль не войдёт и подозрение не явится, что она в чём-то виновата, вот это и есть прямота, это и есть доверие, а без доверия и прямоты нет любви, нет дружбы.
Владимир Ильич улыбался какой-то особенной, ласкающей и доброй улыбкой. Наступила пауза. Леопольду представилось, всё глядят на него. И ждут. А это он сам ждал от себя, хватит у него смелости или нет сказать прямо, что на душе.
— Владимир Ильич, я на вас обиделся, — сказал Леопольд.
И провалился сквозь землю. Зачем бухнул? Всё-то он обижается, что ему делать с собой! Что теперь будет? Скажет Владимир Ильич: «Ну и ступай себе подобру-поздорову, если уж такой обидчивый. И дорогу к нам позабудь».
Но Владимир Ильич сказал совсем наоборот:
— Знаю, чем ты задет, Леопольд. Но ведь тогда у нас было сугубо партийное собрание. Нельзя было тебя звать. Ты должен понять, а не обижаться. У тебя ещё всё впереди.
— Батюшки светы! А обед-то без пригляду варится! — вскрикнула Паша и кинулась в кухню. Как на пожар. Она на всякую работу кидалась как на пожар. К колодцу бегом, к печке бегом.
— Ты напрасно обиделся, а что не затаил, открыто признался, это ты правильно сделал.
Услышав такие слова Владимира Ильича, Леопольд бормотнул что-то невнятное, вроде «я и сам так думаю», и скорее ушёл вслед за Пашей, вернее, сбежал. Надо было ему побыть одному и во всём разобраться. Однако вместо того чтобы побыть одному, он, проходя мимо печки, где Паша гремела ухватом, снова совершенно неожиданно бухнул:
— Паша, выходи за дом, к Шуше, буду ждать!
И выскочил на улицу, не опомнясь от того, что сказал. Не ожидал, что назначит свидание!