— А сам уезжаешь.
— Паша! Ведь там я родился. Я поляк. Я буду революционером. А ты приедешь к нам в Польшу, к нам, навсегда. Мы работать пойдём. Будем рабочим классом. Революционерами будем.
— Как я своих-то оставлю? Мамку жалко.
— Мы позовём её в гости к нам в Польшу. А Ульяновым всё равно скоро ссылка кончается. Уедем отсюда, устроимся дома, напишем тебе. И вызовем тебя. У нас в Польше не такие крыши, как здесь, у нас черепичные крыши. Поглядишь, при дороге красные маки! А в Лодзи заводы, фабрики. И трубы, помню, как чёрный лес.
Она закрыла лицо концом платка, колеблясь и мучаясь. Странное видение манило её, чёрные трубы, уходящие ввысь, лиловое небо, и толпа людей идёт на грозное зарево, и Леопольд впереди толпы, с бледным лбом и пылающим взором, несёт красное знамя. Такое видение представилось ей.
— Обещай, Паша.
Она не знала, что ответить. Грозное, странное, новое звало и страшило её. Неужели Леопольд уедет из Шушенского? Как ей быть без него? Без их встреч, разговоров, его книг и рассказов о Польше? И Ульяновы уедут, её дорогие хозяева! Нет! Лучше не думать об этом. Ещё не скоро, долго ещё. Лучше не думать. Не спрашивай меня, Леопольд! Что ты спрашиваешь? Иззяб, беги домой греться на печке, чудной Леопольд, зачем ты спрашиваешь?
17
Даже для Сибири осень рано наступила в этом году. Из Красноярска вышел вверх последний пароход. Опоздай Прошка немного, и тащиться бы ему в Енисейск или Туруханск или ещё подальше на север, где уже сейчас с Ледовитого океана наползают снежные тучи, воя, несется по тундрам пурга, ночные заморозки до дна вымораживают лужи на дорогах.
Прошке повезло — отбывать ссылку определили ему не в северных краях; на последний пароход кверху успел и в этот хмуренький холодный денёк выезжал на подводе с возницей вдвоём из города Минусинска в назначенное ему место. Про село, куда его высылали, Прошка ничего не знал, кроме названия. А что в названии? Всё незнакомо Прошке.
Плоский одноэтажный город Минусинск с развороченной колёсами грязью по колено на улицах и дорога, по которой они ехали, — всё незнакомо. Дорога песчаная, сыпучая, и лошадёнка, хоть и сытая, тужилась, мотая головой, и везла телегу упорным, нелёгким шажком. Проехали сосновый бор, глухой, суровый, затихший, как перед бурей.
— Но, ты! — понукал возница лошадёнку.
Лошадёнка жилилась, мотая головой. Спуски да холмы. Широко видно вокруг. Пустынные степи. Чёрная тайга на горизонте. Ноет у Прошки душа. Чем дальше от дома, тем милее вспоминается прошлое. Дома-то у Прошки нет. Не много, наверное, найдётся на свете таких одиноких сирот! Он молодой, будет и у него когда-нибудь своё счастье, а сейчас всю дорогу Прошке вспоминается подольская встреча с Ульяновыми.