На поляне Богдаш обнаружил такое зрелище.
Стоял, высоко подняв факел, тот худой мужик с рожей топором, который нес лопаты. У ног его валялся другой – тот, с которым была условлена встреча у церкви. Факелом мужик освещал лицо отчаянной девки, и она почему-то не кидалась выцарапывать наглецу глаза, а ругалась на зависть иному московскому извозчику.
Очень скоро Богдаш понял причину ее бездействия. За спиной факелоносца стояли два человека, и один держал на упоре пищаль, а другой двумя руками – пистоль. Оба дула глядели девке в грудь, она же заслоняла собой своих юных товарищей, белобрысого и того, что малость постарше.
– Попалась! Вот уж не думал, когда ловушку ставил! – восклицал мужик с факелом. – Хабар-то, хабар! И кони, и недруги! Двух коней взять хотели – пятерых взяли! Да и кто привел-то! Настасья-гудошница привела! Так что же нам с тобой, девка, делать? Тут кончать или куда подальше завести?
– Коли меня с моими кончишь, убийца, то за меня есть кому расплатиться! – крикнула она. – Знают добрые люди, что я с тобой разбираться отправилась! Не дадут тебе жить на Москве!
– Да на что мне твоя Москва? Я коней-то набираю, чтобы от Москвы прочь податься!
– Кладом дураков заманиваешь ради коней, убийца! Цена тому коню – два рубля! И двух рублей-то у тебя нет, у убогого! – издевалась Настасья. – Ну, что ж ты своим псам стрелять не велишь? Коней-то заполучил – а свидетели не надобны!
Кабы знал Богдан, что ждут его такие дела, оседлал бы коня не простым седельцем, а таким, которое брал для долгой и опасной дороги, с ольстрами по обе стороны, куда вставить дулом вниз пистоли.
А еще пожалел он, что нет у него на поясе персидского джида с тремя джеридами. Как раз бы хорошо они один за другим сейчас полетели – и в сердце, и в другое сердце, и в третье!.. Он дал себе слово, что с ближайших денег купит в саадачном ряду джид и будет носить при себе неотлучно.
– Тут у тебя, поди, уж свое кладбище на поляне… – продолжала было Настасья.
Вдруг над лесом поплыло гулкое звучное «А-ам-м-м-ми-и-инь!».
– Это что еще за молебен? – удивился Гвоздь.
Богдаш неожиданно для себя улыбнулся. Из всех, у кого такая мощная глотка, только один человек может в такое время суток оказаться посреди леса на Троицкой дороге.
Судя по тому, откуда прилетел голос, товарищи забрались еще дальше от Москвы, чем Гвоздь с Третьяком и все, кто за ними тайно ехал. Но ненамного!
– А это мои дружки мне знак подают! – отвечала Настасья. – Сейчас тут будут! Не уйдешь, Гвоздь! Справлю я по Юрашке знатную панихиду!
– Ну, не все ж мне убивать! – глумливо заметил Гвоздь. – Я вон весной боярина Буйносова от смерти спас! Как тебе это?