— Я-то принесу. Но я предупредил… И еще — пацана не трогайте. Никогда больше. Очень прошу.
— Спрашивать еще тебя будем, ага! Пацана ему жалко, а людей обворовывать нормально! — понеслось ему в спину.
Старик пожал плечами: как скажете.
Заметить, как хлопнула калитка, он успел, но схватить шустрого мальчишку, угрем скользнувшего мимо дернувшейся к нему руки, не вышло. Всхлипывая и подвывая, ни за что обиженный дурачок бросился к чужакам, бессвязно мыча и замахиваясь чем-то, зажатым в кулаке. Чужак оказался быстрее, ему и надо-то было — чуть податься вперед и с размаху ударить мальчишку по голове. Тонкая фигурка споткнулась о воздух, с коротким криком упала в пушистые лапы сосенки и замерла там.
Стало тихо.
— Да вы что ж творите-то? — зарычал-зашипел старик. — Он же ребенок! Я же просил — никогда! Слабых, значит, любите?
Выпрямившись, старик будто стал вдвое шире в плечах и на голову выше. Глаза его потемнели, руки согнулись в локтях, ладони повернулись к утреннему небу.
Начальственного вида мужик не выдержал, дернулся, в руке его появился небольшой пистолет.
— Стой на месте, дед! — проверещал он по-заячьи. — Стой! У меня брат в Москве, мне ничего не будет, я выстрелю! Не подходи, дурак!
— Я тоже слабых люблю.
Старик сделал несколько шагов, в его руках родился ветер, выскользнул, вольной птицей рванулся вверх, прошел по лицам чужаков, обжигая холодом. Те попятились, закрываясь рукавами, но дорогой камуфляж не спасал от ледяных январских укусов. Ветки сосенки запутались в ногах, полезли в капюшоны, дотягивались — отчаянно хлестали по лицу и голым ладоням. Мужики взвыли, а с рук старика уже сходила вторая волна вьюги.
— А слабыми быть — любите?
Выстрел все-таки раздался, но чужакам это не помогло. Ледяные иглы легко прошли сквозь ткань, выстужая прогретые летом тела, осыпая людей и зеленые веточки инеем.
Старик покачнулся, хрипнул чем-то внутри, повернул ладони к чужакам и толкнул перед собой воздух:
— Вон!
Незваные гости не задержались: чуть только дал передышку ледяной ветер — и они ломанулись прямиком через жесткие ветки сосенки, уповая на машину как на единственную защиту.
Где-то дальше по тропинке взрычал еще один мотор.
— Мы полицию… Юрка едет, Степаныч!
Бригадир успел поймать клонящегося к земле старика, успел крикнуть что-то про скорую и про уродов, а не людей, и только потом старик потерял сознание.
— Дядь Леш, а что тут раньше было?
— Село было, Сань. Верховеденское — как тебе название, не слышал, поди? Давно было, потом люди ушли отсюда. Потом вот вернулись. Ты вот приехал. Нравится тут?