Собачонок Дымок, понимая, что речь идёт о его хозяйке, явно насторожился.
— И она дура — сама не знает, что болтает; и ты — дура, — устало сказал я. — Вы обе дуры. А ты — пошёл вон! Подслушиваешь тут чужие разговоры! Пошёл, пошёл!.. Не люблю я вашего брата.
Дымок недовольно встал и отошёл в сторонку.
— Я, может, и дура, — тихо сказала Валентина, — но кое-что в жизни смыслю.
— Ну, если смыслишь, то возьми и оцени сама себя так же дорого, как она. И продайся подороже тому, у кого есть деньги.
— Я так не могу.
— Ну а раз не можешь, то и молчи.
Валентина молчала.
Я погладил её по голове — она не сопротивлялась.
— Ну вот и умница. А сейчас я пойду потихоньку на свою работу. А ты уж тут прибери, как водится. А потом в магазин сходишь — купишь что-нибудь поесть для нас с тобой да и для матери своей тоже. Отнесёшь ей. Где лежат деньги — знаешь.
Я снял с себя Валентину, шлёпнул её куда следует и отправился в свою комнату.
2
Вечером того же дня ко мне прибыла дочь генерала, но на этот раз не с телохранителями, а опять с обоими родителями.
— Это, вот познакомьтесь, моя супруга — Валентина Александровна, — представил я им Валентину.
Та, услыхав от меня такое невероятное заявление, не выразила ни малейшего изумления и на обычные в таких случаях «очень приятно, очень приятно» так ничего и не ответила. Генерал смерил девушку с ног до головы пронзительным взглядом, а генеральша сказала:
— А мы с мужем и не знали, что вы женаты.
— А мы только недавно поженились. Можно сказать, молодожёны.
— Ну что ж, поздравляем, поздравляем, — казалось, оба родителя очень обрадовались и вообще были чрезвычайно счастливы за меня.
Затем последовал урок английского языка.
Вечером того же дня ко мне пришла моя мать. В прошлом — ценный научный работник, какая-то там начальница на каких-то кафедрах и в каких-то микробиологических лабораториях, а нынче — придавленная старостью седая незаметная женщина. Она живёт с отцом, с двумя моими старшими братьями и их семьями в большом и шумном частном доме на другом конце Ростова. Я не люблю там бывать. А они все, кроме матери, не любят бывать у меня. Так и живём: я их почти не знаю, они — меня.
— Чего ж ты к нам в гости-то не приходишь? — начала она своё вечное причитание.
— У вас слишком шумно, — бросил я свою обычную отговорку. — Я люблю тишину.
— Да какая ж у тебя тут тишина, когда у тебя тут коммунальная квартира с соседями!
— Это тихие соседи, и они мне не мешают.
— Ну, тогда бы к тёте Нюсе бы пришёл. А ещё бы лучше — переселился бы насовсем у неё. Она уже совсем старая, одинокая, и дом уже на тебя давным-давно переписала, а ты всё не идёшь и не идёшь. Она мне всё время твердит: жил бы, говорит, племянник рядом, так хоть бы какая родная душа была под боком, а то, говорит, страшно одной в доме после смерти мужа. Уж я хожу к ней, хожу… Когда и сама заночую, а всё же не могу же я бросить своих. Вот ты бы и переехал!