Женщинъ было четыре, старуха, ея сестра и двѣ дочери: дѣвушка и замужняя. Вмѣстѣ съ молодежью сидѣлъ также зять Соймонова, немного постарше лѣтами, работавшій у тестя въ колесной мастерской. Кромѣ кипящаго самовара на столѣ были двѣ бутылки пива и бутылка водки. Кондуктора пили пиво, а мастеровые водку, закусывая жареной рыбой и кусками говяжьяго студня. Всего въ горницѣ было человѣкъ пятнадцать, но мѣста было много и даже стакановъ и чайныхъ ложекъ хватало на всѣхъ, ибо Соймоновы жили зажиточно и старикъ любилъ при случаѣ принять гостей. Разговоръ шелъ, разумѣется, о прошлогоднемъ погромѣ. Въ Гомелѣ, когда три человѣка сойдутся вмѣстѣ, они не могутъ говорить ни о чемъ иномъ. Теперь мы обсуждали погромъ, такъ сказать, съ средней мѣщанской точки зрѣнія. Общество, собравшееся у Соймоновыхъ, было слишкомъ солидно для того, чтобы, напримѣръ, принимать непосредственное участіе въ погромѣ. Эти люди только глядѣли со стороны, какъ «работали» погромщики и какъ потомъ усмиряли еврейскую самооборону. Они прежде всего принимали мѣры для огражденія собственнаго имущества, если понадобится, отъ тѣхъ и другихъ.
— Богъ ихъ знаить, — задумчиво говорилъ старикъ Соймоновъ, — между прочимъ было все хорошо, потому русскіе и евреи это почти одна раса, а тутъ какъ будто пузырь вспухнулъ. Чѣмъ его надуло, Богъ знаить…
— Это все демократы паршивые, — замѣтилъ кондукторъ Андросовъ, — я бы ихъ!..
У него было сытое, красное лицо, вытаращенные глаза и толстые усы, чѣмъ-то смазанные по концамъ.
— Что такое демократы? — поставилъ я вопросъ. Въ этотъ день я получилъ уже два объясненія на этотъ основной вопросъ гомельской жизни. Одно, болѣе ученаго характера, принадлежало небезызвѣстному въ Гомелѣ учителю гимназіи Рыбину и гласило такъ: «Демократы это — тѣ, кто заявляетъ притязаніе на участіе въ прибыляхъ производства, не участвуя въ его издержкахъ». Въ объясненіяхъ къ учебнику древней исторіи Иловайскаго, преподаваемыхъ гимназическимъ дѣвицамъ, г. Рыбинъ прибавляетъ другія подробности. — «Демократы — еврейскіе бунтовщики, — говорилъ онъ, — они бунтовали еще противъ римскаго начальства. Еврейскіе демократы погубили Іерусалимъ».
Другое объясненіе исходило съ еврейской стороны, отъ мелочного лавочника Іосельмана. Оно отличалось загадочной эпиграмматичностью: — «У демократовъ сапоги съ дирками, а карманы съ книжками. Мы, говорятъ, не простые евреи, мы прокламируемъ, что мы еврейскіе пролетаріаты».
Третье опредѣленіе не замедлило послѣдовать.
— Такъ, сволочь, — сказалъ Андросовъ, презрительно оттопыривъ нижнюю губу, — сапожники паршивые. «Га, что, мы тоже люде», передразнилъ онъ акцентъ предполагаемыхъ сапожниковъ.