— Ну, и вы бы также, — съ насмѣшкой возражаетъ помощникъ мастера. — Вы чего зѣваете?
Онъ весь такой широкій и квадратный, какъ будто скованный изъ листового желѣза. Можно подумать, что его собирали и сколачивали въ той же вагонной мастерской.
— У насъ, небось, колесная мастерская, — возражаетъ со вздохомъ Соймоновъ, — промыселъ не городской, мужицкій. И развелось колесниковъ по всѣмъ селамъ, чертъ ихъ знаетъ откедова. У насъ никто покупать не хочетъ, не то что цѣну набивать.
— Начальство, небось, не запрещаетъ, — прибавляетъ онъ съ горечью. — На доброе что-нибудь не хватаетъ ихней строгости.
— А я такъ замѣчаю, русскіе глупѣе, — замѣчаетъ зять Соймонова уже безъ околичностей. — Примѣрно взять русскаго мастера. Беретъ онъ ученика на три года безплатно, выжимаетъ изъ него соки, работаетъ отъ пяти до восьми. Русскіе боятся и сказать поперекъ, — а то выгонитъ, вотъ и ученье пропало. А евреи не боятся, ищутъ своего. То и демократы.
— То и мерзавцы, — вмѣшивается въ свою очередь одинъ изъ слесарей, косматый, съ растрепанной бородой и видимо на-веселѣ. — Далеко еврейская раса отъ демократовъ, склоняется совсѣмъ на другое. Чего ищутъ евреи — самоправія, своихъ правовъ. Говорятъ: намъ жить худо. Будто имъ однимъ жить худо!.. — Онъ пускаетъ крѣпкое ругательство и переводитъ духъ. — Русскій еврею никогда не будетъ другомъ. — «Гомель, говоритъ, наше исконное мѣсто, нельзя насъ бить въ Гомелѣ». — Но не владѣть евреямъ Гомелемъ, потому что мечъ докажетъ право…
— Чего ты развоевался? — съ удивленіемъ спросилъ зять Соймонова. Страстность слесаря, очевидно, поразила его, но ключа къ этому озлобленію нельзя было получить изъ нестройныхъ обличеній новаго оратора.
— То, говорятъ, худо, другое неправильно, — продолжалъ слесарь обличать еврейскихъ критиковъ, — а если не нравится, кто васъ держитъ. Ступайте къ чертовой матери.
— Не безъ того, — осторожно возразилъ другой слесарь. — Многое есть неправильное.
— Лучше вашего знаемъ, — сердито отстаивалъ первый слесарь свою точку зрѣнія. — Ученые! Не Шмулькамъ насъ учить! Если надо, мы сами управимся. Напримѣръ, новыя расцѣнки, я тебѣ въ лучшемъ видѣ произведу. А у жидовъ только зависть дѣйствуетъ во всѣхъ ихнихъ дѣлахъ. Если я пахарь и ты пахарь, а у меня не родитъ, то я долженъ тебя сжечь. Взять, напримѣръ, Габриченку, онъ одинъ русскій купецъ, ядро городу, а слухи являлись отъ этихъ жидовскихъ мальчишковъ, что они всю семью Габриченкову вырѣзали.
Торговецъ Габриченко играетъ видную роль среди мѣстныхъ антисемитовъ и въ утро погрома, на ряду съ другими возбуждающими извѣстіями, былъ распространенъ по городу слухъ, что семья Габриченко вырѣзана. Онъ самъ разсказывалъ мнѣ, что въ одиннадцать часовъ утра къ нему присылали справляться изъ желѣзнодорожныхъ мастерскихъ о его безопасности.