— «Медный колокол». Шесть лет назад я поменял его на «Джулию».
— Да, конечно. — Он помолчал немного. — Прости, Гай, я тогда писал тебе. Ты не ответил…
— Да не о чем было писать. Знаешь, иногда что-то происходит, но сказать об этом совершенно нечего.
Он подошел к окну и стал смотреть на залив. Взгляд его выхватил маяк на мысе Кивера, крышу консервного завода Сэма, золотой крест церкви Святого Иосифа и зубчатую полосу гор, где шесть лет назад разбилась на своей машине Джулия. Он был тогда на вызове в бухте Пиратов и, заехав по пути домой в больницу, заметил в неотложке доктора Келси и двух медсестер. Он спросил: «Что случилось?» — подошел и увидел ее. Джулия лежала навзничь, между ее красивых грудей зияла огромная рана. Она умерла через двадцать минут, так и не придя в сознание.
За его спиной Сэм жалобно произнес:
— Мы так надеемся на тебя, Гай…
— Носится со мной, как курица с яйцом, — сказал Лэрри, — а сам еще не ел.
Гай спросил:
— Почему ты ничего не ешь, Сэм?
— Не хочется…
— Давай, отец. Прошу тебя, сходи пообедай.
Сэм попрощался дрожащим голосом. Его мокасины зашаркали к двери, потом остановились. Он извинился:
— Я быстро. Сейчас.
Снова послышалось шарканье тяжелых подошв на полу, замершее на резиновом покрытии коридора.
— Как тут отец? — спросил Лэрри.
— Хорошо. Отлично.
— Никаких срывов? Все прошло?
— Да.
— Я рад.
— Я тоже.
Гай прижался лбом к холодному стеклу. Перед глазами у него простирался залив, виднелся на холме его дом — маленький дом со старой кровлей, 16-стекольными окнами и торчащей над крышей неказистой трубой причудливой формы, старый дом, построенный в конце восемнадцатого века выходцами с юга Англии и поэтому напоминающий корноуллские коттеджи. На якоре стояла «Джулия» — белая, грациозно округлая тридцатидвухфутовая яхта[5] — бывшая «Дружба» из бухты Каско. Как и все яхты Мусконгусской бухты, она не могла швартоваться грузовой балкой и укорачивать бушприт.
— Будь у нее меньше парусов, — сказал он вслух, — она бы, пожалуй, не могла ходить на такой скорости и так легко менять курс.
— О чем ты? — спросил Лэрри.
— Я говорю о «Джулии».
— Хорошая яхта.
— Да, хорошая яхта. — Он смотрел на свою хорошую яхту и свой хороший дом, а у него за спиной корчилась в муках живая трепетная душа, тоскующая по прошлому, потому что впереди была пустота.
Лэрри говорил об их юности, вспоминая рыбалки на открытых плоскодонках, охоту на уток в рассветный час, когда серые облака плыли над топями Кейп-Кода, а они, прицеливаясь, легко вскидывали дробовики.
— Боже, какое это было время!.. Помнишь, как мы плавали к мысу Кивера?