Что же в конце концов было в том письме?
Я повернул обратно к дому отдыха. Радость общения с природой существует лишь тогда, когда она существует. Заставить себя радоваться нельзя. Несколько недель лыжи и снег делали меня счастливым, я вовсе не чувствовал себя в чем-то ущемленным и считал, что такого рода жизнь может быть не менее полнокровной, чем любая другая форма жизни; подобное счастье может испытывать негр, живущий в камышовой хижине, занимающийся охотой и рыболовством, даже если он и верит в то, что молния — грозный бог, от которого можно откупиться. Но теперь этому конец. Хоть сейчас собирайся и ищи другую работу. Если появится потребность в ностальгии по прошлому, можно поехать в отцовскую деревню врачом. Отпущу бороду и… эх!
Что же было в том письме?
Возможно, Эва собрала обрывки и унесла их? Тогда я отниму у нее письмо, пусть думает обо мне что хочет. Может, она сожгла его? Вряд ли, в доме отдыха нет печки… а даже если сожгла, я заставлю ее рассказать, что в нем было. Я почувствую, если она солжет.
У меня едва хватило терпения стряхнуть снег с ботинок и подняться в кабинет. Он был закрыт. Я пошел в свою комнату за ключом, поискал в трех карманах, наконец нашел его в четвертом. Осталось ли еще письмо в корзине для бумаг? Я замечу, если Эва прочла его, ведь я разорвал его вместе с конвертом, не могла же она вложить обрывки письма в клочки конверта.
Письма в корзине не оказалось.
По телефону я спросил дежурного, убирали ли после утреннего приема мой кабинет. Нет, не убирали.
Я отправился в свою комнату; Эва придет через полчаса, пойти ей навстречу или обождать здесь?
Уходя, я оставил дверь комнаты открытой и теперь, когда вошел, увидел сидевшую в кресле Эву. Она была бледна, не улыбалась, когда я показался в дверях, встала.
— Комната была открыта… ключ в дверях, я решила, что ты не мог далеко уйти и я подожду тебя.
— Дай сюда!
— Что?
— Не заставляй себя упрашивать, давай сюда!
— Да. Для этого я и пришла. Я видела, ты не прочел его. Я хочу, чтобы ты прочел.
— Боюсь, ты слишком много занимаешься мной.
— Я не виновата.
— Я тоже не виноват, если из-за этого рано или поздно буду очень грубым.
Она выгребла обрывки письма из сумки. Я был зол и нетерпелив. Понадобилось довольно много времени, чтобы сложить восемь клочков.
«Я заперлась в ванной комнате, чтобы написать тебе; Ференц сейчас увезет меня домой. Знаю, что это смешно звучит, но я не могу ему сопротивляться, он застал меня врасплох, подавил, нервы у меня слабые, мне стало дурно… я не знала что делать. Ох, я очень многого не рассказала тебе о нас, о нашем браке… собственно говоря, ничего не рассказала. Он меня увезет, и я не смогу обменяться с тобой даже словом, я сама виновата, почему не поговорила утром с вами обоими… когда ты оставил меня, я испугалась, увидела, что я тебе в тягость… Не хочу тебе ничего плохого… Я сказала ему, что люблю тебя, что разведусь с ним, а он все повторял, что дома, мол, обсудим. Со мной он умеет быть настойчивым, уже шесть лет он живет за счет моей энергии… высасывает из меня силы. За один день, проведенный с тобой, я помолодела на десять лет, я буду старухой, когда мы снова встретимся. И встретимся ли? Фу, я не желаю рожать этого ребенка, не хочу, не хочу, он даже не от мужа, это вообще получилось из-за моего желания бежать от него. Я думала, будет лучше, но оказалось хуже».