Вот здесь передо мной спит моя любимая… и время бесконечно. И до тех пор, пока оно длится, я могу смотреть на нее.
Я могу смотреть на нее, пока она спит.
Это продолжалось всего несколько мгновении.
Говорят, если смотреть на спящего, он проснется. Она, во всяком случае, проснулась.
— Ой, — сказала она, приходя в себя, мотая головой и протирая глаза. — Ой…
— Ой, — повторила она уже громко, плотнее закутываясь в плед. — Господи боже мой…
Мы глядели друг другу в глаза.
— Теперь можно поворачивать к берегу, — заметил я безразлично и вежливо.
— Да…
— Например, к Сэмешу.
— Да.
— Но надо поставить парус… разбудить их… спящих… потому я не спешу.
— Да, да…
Нас сильно качало.
— Я люблю вас, — сказал я.
Она только плотнее стянула края пледа. Это был ответ, единственно возможный в нашем положении. И продолжала смотреть на меня.
— Клянусь вам.
Она еще не совсем проснулась и потому молчала. Тогда это казалось мне естественным. Позднее тоже.
Из всех балатонских стоянок Сэмеш самая дурацкая. Дело в том, что в Сэмеше нельзя причалить прямо к берегу.
Пока у меня был ялик, я считал такое положение вещей совершенно естественным. Поскольку судно тем элегантнее, чем оно недоступнее. Ну, а «Поплавок» был поистине недоступен. Я никогда не приставал к берегу, — даже в конце гонок, даже в том случае, когда сообщение с берегом было затруднительным, когда приходилось ставить ялик в нескольких сотнях метров выше или ниже по берегу.
В Сэмеше иначе и не встанешь, как только вдали от берега. Причал здесь — островок, вокруг вода.
Не зря я так кляну Сэмешскую пристань. Кляну, потому что…
В общем, кляну.
Около семи часов утра мы встали у причала в Сэмеше.
Но, в конце концов, все это — ничего не значащие мелочи. Сама швартовка оказалась сущим пустяком. Слабый, едва ощутимый северо-западный ветер. Я подошел к причалу так, что у меня осталось время перебраться вперед, отвязать парус, одержать чуть заметно приближающуюся бетонную стенку, не слишком сильно, чтобы все же суметь перепрыгнуть на причал со швартовом в руках и заложить его. При этом никто не проснулся.
Никто. Все спали. Не спал один я.
Я закрепил носовой швартов — все в порядке. Затем с кормы я отдал мой единственный, маленький запасной якорь, чтобы обеспечить положение яхты носом к причалу… Разумеется, я проделал бы все это при любых обстоятельствах, однако на этот раз я действовал не потому, что так полагалось действовать. На этот раз я проделывал все эти операции для того, чтобы когда проснутся все, и она тоже, когда ОНА проснется — чтобы она собственными глазами убедилась, как ловок и расторопен я даже в одиночку.