Я ошвартовал яхту и ждал. Я ждал с упорством одержимого. Женщина, даже имени которой я не знаю (замужняя, потому что, ища парус в предрассветных сумерках, я, кроме Клари, не увидел на яхте другой женщины, значит, второй спасенный нами — мужчина, со муж), эта женщина мне необходима.
Я пришвартовался и ждал, когда они проснутся. Если это правда и этому суждено сбыться, думал я, тогда она проснется первой. Если же нет…
Какие могут быть сомнения? Она проснулась первой. Странное создалось положение.
Я стоял на руле и дрожал от холода. Когда так мерзнешь, трудно помогать кому бы то ни было. Да я и не хотел помогать. Собственно говоря, у меня не было никаких желаний, я только упрямо ждал, когда она покажется в дверях каюты и выйдет ко мне, чтобы сказать ей… Дальше этого мое воображение не шло.
Во всяком случае, она вышла из каюты.
Я помнил все. Ночью я сказал ей о своей любви. Я поклялся ей в этом. Я ничего не забыл. Но мысль, что в семь часов утра при ярком солнечном свете мне навстречу выйдет та же закутанная в плед женщина, которая говорила со мной ночью, эта мысль, при всей своей логичности, казалась нереальной.
— Доброе утро, — сказал я.
Я придирчиво сравнивал, чем она, утренняя, отличается от той, ночной.
Она была такой же, а если и отличалась, это ничего не меняло.
— Доброе утро, — ответила она на приветствие.
— Мы стоим у причала.
— Очень жаль, что я проспала швартовку.
— Мне тоже.
— Вам это безразлично. А я на яхте впервые.
Мне казалось, это объяснило все. Впервые — значит… значит… я, собственно, потому и решился на это безнадежное предприятие, что чувствовал… словом, предчувствовал нашу встречу.
Я уселся на край кормы. Она была мокрая от волн и росы, но меня это не волновало: на мне не было сухой нитки. Я произнес:
— Вы помните, ночью я сказал, что люблю вас.
— Помню.
— Значит, помните.
— Помню.
Мы очень долго молчали. Так долго, что это становилось неприличным. Она вскользь заметила, что может проснуться муж, но я не слушал ее, я думал о том, что она необходима мне. Любой ценой.
Мы молчали. Над Сэмешской гаванью вставало лучезарное летнее утро. Солнце поднималось на ясном, без малейшего облачка небосводе и уже сияло: его лучи, утренние, чистые, идеальные для фотосъемки, добрались и до нас и уже начинали пригревать.
— Может быть, оттого, — спросила она, — что мы так странно встретились?
«Нет!» — хотелось мне сказать, но о чем могли мы говорить друг с другом? По крайней мере, я не мог выдавить ни слова. Я только глядел на нее.
— Я думаю, — сказал я после долгого молчания, когда уже давным-давно надо было ответить на ее вопрос, — я думаю, надо было бы пойти раздобыть чего-нибудь на завтрак.