— И?.. — переспросила она, так как я замолчал.
— И знаете, должен еще сказать, что эти полстакана рома отрезвили меня, вернули чувство реальности, потому что ночью и на рассвете я был весьма далек от нее. Мне было холодно и страшно.
— Страшно? Вам страшно?
— Конечно, — раздраженно подтвердил я. — А вам разве не было страшно?
— Нет. — Она отрицательно покачала головой. — Можно назвать это как угодно, но только не страхом. Было странно, непривычно, именно потому и не страшно.
— Пусть, я вовсе не об этом хочу говорить. А о том, — добавил я поспешно, — что полюбил вас в эту странную ночь, а поскольку все было так странно, нелепо и по-дурацки, — позвольте сейчас, при свете дня повторить вам, что я вправду люблю вас и не жалею, что бы ни случилось.
— Что же может случиться?
— Не знаю.
— Вот булочная, зайдем за хлебом.
Мы купили хлеб, и теперь уже она решительно направилась к гавани. Я не знал, что говорить, и молча шел за ней. Только когда мы уже были в прибрежном сквере, когда вблизи заблестела вода и стало ясно, что еще несколько минут — и мы пришли, только тогда я спросил:
— Что же вы на это скажете?
— Не знаю, что сказать.
— И все-таки.
— Собственно, и не хочу ничего говорить. Вы могли это заметить.
— Да, к сожалению, заметил.
— Я не хочу ни удивляться, ни сомневаться. Эта ночь была странной и для меня. Необычной. На меня какой-то дурман нашел. Но ведь не можете же вы ждать, чтобы я хоть что-нибудь, поймите, хоть что-нибудь отвечала бы на ваши слова. Ведь вы и не ждете, не правда ли?
Мы подошли к берегу, я не ответил ей, так как было видно, что на яхте проснулись.
— Проснулись, — сказал я и добавил: — Неизвестно, куда занесло ваш швертбот. Как будете искать?
Она посмотрела на меня.
— Не знаю, — ответила она. — Я говорила уже, мы пошли на яхте впервые. Понятия не имею, что полагается делать с перевернувшимся судном.
— Ну, что… Надо поставить его на киль, откачать воду, высушить.
— Возможно.
На берегу стояла одинокая лодка, на которой мы добирались с яхты. Мы снова отвязали ее и погребли к причалу.
Выглядели все довольно жалкими. Зеленые, дрожащие, с кругами под глазами, невыспавшиеся, несчастные. Все, даже тот, кто лучше всех знал, что надо делать в подобном случае, — я имею в виду Йошку, — он в плавках сидел на солнышке на корме и брился. По крайней мере, хоть как-то пытался привести себя в порядок. Анти плавал вокруг яхты, очевидно пытаясь согреться. Клари с несчастным видом сидела у входа в каюту, завернувшись в плед, а муж Тери в плавках бегал взад и вперед по пирсу.
Утешительно было лишь то, что мокрую одежду, одеяла, матрацы они разложили на солнце для просушки. Хоть одна разумная мысль.