Скудынь внимательно посмотрел на Лепкову.
— А потом?
— Потом? — опять замолчала она, будто вспоминая всё. — Потом отошел, вернулся, значит, на землю, глянул на меня и говорит: «Что ты, мол, Женя, тут делаешь?» А что я могла делать? Ясное дело — погреться зашла…
Скудынь подумал, что ничего не добавит к тому, что уже известно или станет известно Михайлову о Пряхине. Можно было дальше тут не сидеть. Но даже несмотря на это, Скудынь задал еще один вопрос:
— А Пряхин был женат?
— Нет, что вы, жена от него ушла недавно, кажется, с месяц или два назад. Может, чуть раньше.
— А детей у него нет?
— Нет. Какие дети? Остался один-одинешенек.
— Ладно, — поднялся со стула Скудынь, — спасибо за помощь.
— Да не за что. Нам что, наше дело маленькое, — сказала Лепкова, тоже поднимаясь с лежака.
— До свидания, — попрощался с нею Скудынь и растворился в темноте лестничного пролета.
В кабинете обо всем рассказал Михайлову.
— Не густо, — произнес, выслушав внимательно Скудыня, Михайлов.
— Я тебе пока не нужен? — спросил у него Скудынь. — У меня еще один отказной не закончен.
— Хорошо, заканчивай, я пока соберусь с мыслями и всё подытожу.
Скудынь выудил из ящика своего стола документы и принялся дорабатывать их. Михайлов погрузился в размышления.
Итак, что мы имеем? Ирина Дубовицкая находит на месте преступления калейдоскоп. Стоп! Какого числа датирована запись? Михайлов раскрыл дневник Дубовицкой. Второго сентября. С 28 августа она начинает вести свои записи. Еремеев умирает вечером 27 того же августа. Значит, калейдоскоп Дубовицкая находит на месте гибели Еремеева. То есть Еремеев был косвенно связан с этой игрушкой.
Я уже начинаю сочинительствовать, подумал Михайлов. Я из геометрически правильных блоков пытаюсь выстроить фантасмагорическое сооружение. Я предполагаю, что либо тот, кто стал виновником гибели всех этих людей, помешан на калейдоскопах и подбрасывал их всякий раз на место происшествия, либо найденный калейдоскоп один и тот же, по цепочке переходящий от одной жертве к другой. Чисто случайно. Сейчас достаточно выяснить, был ли у Еремеева калейдоскоп, и круг замкнется. Останется только понять, чем так примечателен этот калейдоскоп, что после того, как он попадал кому-либо в руки, человек менялся на глазах: начинал восторгаться нелепыми картинками внутри, как это делала Дубовицкая, или бросать совершенно пить, изменяя свой привычный обораз жизни и даже слагая оды неизвестному созданию, являющемуся в фантазиях, как это произошло с Пряхиным. Тут еще нельзя было дать однозначного ответа.