Она бесшумно расстегнула полог – солнце хлестнуло по глазам и вышибло слезы. Какой огромный настоящий мир! Какие высоченные, в синее небо, сосны! Как пахнет хорошо! Она на четвереньках наполовину вылезла из палатки. Напротив обнаружились еще две палатки побольше, синяя и зеленая. Одна пустая, распахнутая для проветривания, а рядом с другой в раскладном креслице сидел Митя в белой футболочке и спортивных штанах и поверх старенькой книжки смотрел на Мурку. В глазах у него что-то остро сверкнуло, потом стекло по щеке.
– Привет, – прошептала Мурка и сама чуть не заревела. Удержалась и, не в силах просить прощения, спросила о второстепенном: – А где парни?
– На рыбалку уперлись, – усмехнулся Митя. – Тут речка рядом. С форелью. После подвигов им энергию некуда девать. Ох, Малыша. Какая ты… Золотая.
– Временно, – буркнула Мурка и вылезла совсем. От неприлично длинных и неприлично золотых рук и ног по всей полянке заскользили золотые зайчики. – Надо отмываться…
– Мне тоже, – проворчала из палатки Янка и тоже вылезла, теплая и косматенькая. – Я тоже вся в твоем липучем золоте… Привет, Митя. Я тебя люблю. Очень. Тут речка рядом, говоришь?
По темной воде тихой речки поплыли золотые узоры.
– Хохлома, только поганая, – сердито сказала Мурка, оттирая себя. – Вот уж не ожидала, что золотая пудра так крепко прилипает…
– Золотая кошка, – хмыкнула Янка. – Дай на голову буду поливать, быстрее эти перья промоешь… Мурлетка. Мурка моя родная. Марта. Так что? Что мы с… С ней будем делать?
– Не знаю. – Речь, конечно, шла о матери. – Она психическая, точно… Погоди-погоди. А мы ведь докажем кому угодно, что мы – ее дочери? Значит, можем объявить сумасшедшей?
– Наверно, можем… Она опасна, правда?
– Там дети у них живут. Наташка и Маруська. На опеке, сиротки. Нельзя же их там оставлять.
– Ты и их спасти хочешь?
– Хочу. Но вообще-то я совсем не знаю, что дальше делать. Она у себя развела опасный бизнес. Яды, препараты крови, подделки лекарств, незаконное прерывание беременности… А меня там все видели. Если мы вмешаемся – меня сразу найдут. Я боюсь. Надо у Мити спросить. Блин… От меня ему – одни проблемы…
Золотых и белопенных узоров на речке стало так много, что они почти скрыли воду, но течение потихонечку уносило их между мохнатыми от густой высоченной травы берегами – куда-то за поворот. В болото, в грунт… В прошлое. На голое плечо Мурки села стрекоза. Лето… Наверно, все-таки все обойдется. Но как же стыдно, что всем пришлось ее выручать!
Но подпорожские Муркины проблемы Мите решать не пришлось. Шведу позвонил дед Косолапов, которого они с Петей и Андрюшей оставили в качестве секретного агента, и рассказал, что всю ночь, конечно, в «Цветочке» был дурдом. Кто-то из «умалишенного бабья», не веря в Семирамидино химфармпроизводство, вызвал скорую, да не одну, и скорые к утру, но приехали. Врачи поняли, что тетех, пострадавших от укусов гадюк, больше двух десятков, и что дело вообще-то нечисто, если тут везде гадюки и лекарства ящиками без маркировки, а еще полно беременных и сумасшедших. Врачи вызвали МЧС, полицию и остались оказывать помощь на месте. Когда прибыла подмога в лице спасателей и властных структур, началось такое, что дед Косолапов решил – даже и под пологом леса, и в укрытии ему делать нечего. К тому же бинокль «перестал показывать», и дед отправился восвояси. По пути вытащил из болота одну изожранную комарами и гнусом «малолетнюю сироту» в позолоте, а другая сама из кустов вылезла и увязалась, сопли ручьем, веночек набок… Из одежонки на обеих только резиновые сапоги и золотая краска. Не мавки же, в лесу не бросишь. Увел к себе, сдал супруге, а там видно будет. Девки еще малые, ничейные, рассказывают всякие страсти… Одевали всей деревней. В детдом обратно сдавать жалко… Да, а мать Семирамида-то, старшая «Цветочка» – в Подпорожье, в реанимации, прости господи… Да и не одна она в больницу угодила, теперь упырих этих добрым людям вытаскивать с того света, силы тратить и лекарства! Еще дед Косолапов зазывал в гости, обещал баньку и «пуншик», но Швед предпочел приглашение отклонить.