— Тебе проще моего быть осведомленным в этих событиях, по меньшей мере в их совокупности, — возразил Иенач, упершись левой ступней в точильный камень и положив ногу на ногу. — Недаром ты состоишь на службе в вашей государственной канцелярии, а у вас в Цюрихе ни за чем не постоят, лишь бы не отстать от века. Впрочем, все шло естественным порядком, следствия вытекали из причин. Как тебе известно, — у вас в совете это, надо полагать, не раз обсуждали, — Испания и Австрия издавна подкупами домогались у наших католиков союза и пропуска через нашу страну для своей разнузданной солдатни. Теперь же, ничего не добившись с помощью своих наемников, Испания, договорам наперекор, с досады воздвигла вон там, на пороге нашей Вальтеллины, — он указал рукой на юг, — крепость Фуэнтес, которая ежечасно грозит нам. Если пожелаешь, Генрих, мы завтра побываем там, и ты много выиграешь в милостях цюрихского начальства, описав как очевидец предмет наших раздоров. Обстоятельство это, понятно, тяготило нас, но до поры до времени не было вопросом жизни. Когда же каждому здравомыслящему человеку стало ясно, что католические державы готовятся огнем и мечом выжечь немецкое протестантство…
— Бесспорно, — вставил Вазер.
— …тогда Испания поняла, что для нее вопрос жизни — любой ценой проложить дорогу своим войскам от Милана до Тироля, через нашу Вальтеллину, для нас же вопросом жизни стало любой ценой воспрепятствовать этому; и в первую очередь надо было нанести сокрушительный удар нашей испанской партии.
— Все так, только зачем было прибегать к столь крутым мерам, — заметил цюрихский гость, — зачем было вашему народному суду в Тузисе, презирая все правила и законы, карать столь жестоко?
— Так уж у нас повелось: кто в Граубюндене занимается политикой, тот рискует головой. Таков наш нрав и обычай. Впрочем, все эти ужасы порядком преувеличены. Нас оклеветали нелепыми россказнями, оба Планта порочили и чернили нас и в чужих странах, и на ваших годичных собраниях.
— А Фортунатус Ювальт, человек по справедливости всеми почитаемый и не примкнувший ни к одной партии? Писал же он в Цюрих, что вы с ними поступили безжалостно.
— Так ему, схоласту эдакому, и надо! В наше тяжелое время нельзя оставаться в стороне. Недаром сказано: если ты не горяч и не холоден, но тепел…
— Он жаловался, что его оговорили лжесвидетели.
— Все может быть. Однако головы ему не снесли, а только присудили ему уплатить четыреста крон штрафа за то, что служил и вашим и нашим.
— Хорошо. Допустим, вам необходимо было изгнать из страны Помпео Планта и его брата Рудольфа, — немного погодя заговорил снова Вазер, — но к чему же было клеймить их, как последних преступников, и грозить им палачом? Можно ли забыть, как велики заслуги их доблестных предков и какими глубокими корнями сами они связаны со страной?