Граф в сердцах кричал, чтобы закладывали карету. Где-то хлопала дверь, и звуки замирали. И тогда Параша, которой уже незачем было скрывать свою боль, падала перед иконами на колени, прося о чем-то Всевышнего неразличимыми от рыданий и только ему одному понятными словами.
Она знает, за что Господь наказует ее: за жизнь греховную. И нездоровье, что все чаще дает себя знать, — за то же. Приступы слабости, кашель стали донимать ее неспроста. Иногда ей тяжело дышать, не только петь. Неужто она лишится и голоса?
...Граф возвращался. Он возвращался всегда и чем дальше, тем отчетливее понимал, что иного выхода нет, как сделать Парашу законной женой. Но неизбежные и малоприятные хлопоты, связанные с этим, пугали его и понуждали отложить решение на какое-то время...
Параша ограничила свою жизнь дорогой в церковь, в театр и изредка в родительскую избу. Но это не спасало.
В книге «У истоков русского театра» А.Н.Кузьмин пишет: «Известны рассказы о преследовании Ковалевой со стороны завистливых обывателей. В один из праздников Параша направилась в церковь.
— Сударыня, не можете ли вы указать нам, где здесь кузница? — раздался вдруг неожиданно чей-то нагло-насмешливый голос.
Прасковья Ивановна вздрогнула и в испуге подняла глаза. Прямо перед ней на повороте аллеи стоял какой-то молодой щеголь. С дерзкой усмешкой он смотрел ей в лицо, очевидно, отлично зная, с кем говорит. За его спиной виднелись злорадно улыбающиеся лица его спутниц — мелких московских мещанок.
— А кто здесь кузнец? — продолжает молодой человек, подмигивая своим приятельницам.
Прасковья Ивановна побледнела. Она поняла, что вся эта безобразная сцена подстроена нарочно кем-то из ее врагов, и с трудом сдержала негодование.
— Обратитесь к сторожу, он вам покажет, — проговорила она, повернув назад, к дому.
Вдогонку ей раздался насмешливый хохот.
— А дети есть у кузнеца? — закричала одна из женщин.
Но Прасковья Ивановна уже не слышала. Она не помнила, как вбежала в кабинет графа и в истерике упала на диван».
Слезы Параши вызывали в графе такую ярость, что горе было бы ее обидчику, предстань он перед Николаем Петровичем.
Но все дело состояло как раз в том, что мучитель его обожаемой женщины был вездесущ, неуловим и потому ненаказуем.
И тогда графу пришла в голову мысль: если в Кускове жизнь стала настолько нестерпимой, то единственный выход — покинуть его. А как же театр? Пустяки, он построит для Параши целую усадьбу с дворцом, фонтанами — роскошнее Кускова. Там будет и театр — да такой, который никто еще не видывал. И там не будет места ничему, что может огорчить Парашу. Там она станет хозяйкой. Новые стены защитят ее, как прекрасный оранжерейный цветок, от враждебного мира.