Потом многие гадали, почему этот вечер не принес графу и Параше вожделенного разрешения на брак. Павел Вяземский, например, считал, что Шереметев проявил безволие, не вырвав у всесильного гостя заветного «да».
Остается думать, что Шереметев старался в этом деле быть крайне осторожным и действовал только наверняка. Граф слишком хорошо знал вздорного государя, чтобы понадеяться на счастливый миг, на авось.
Согласие Павла на бракосочетание одного из первых своих вельмож могло завтра же быть им отменено. Недоброжелатели Шереметева о том бы позаботились. Что оставалось бы делать Николаю Петровичу при получении некого вздора за подписью императора, чего-нибудь вроде: «Высочайшим повелением считать впредь графиню Шереметеву девицей Ковалевой»?
А ведь подобное распоряжение, касающееся другой супружеской пары, действительно имело место. И то, что для нас сейчас является историческим анекдотом, для людей павловского времени оборачивалось трагедией.
Последующие действия Шереметева говорят о том, что, не воспользовавшись, казалось бы, удобным случаем в Останкине, он в первую очередь думал о Параше. Неудача обрушила бы на ее голову бездну насмешек и со стороны знати, и со стороны шереметевской дворни.
Вот почему Николай Петрович вскоре прибегнул к способу, который использовали не так уж и редко, но, как мы уже знаем, не всегда получали желаемый результат. Он поручает своему стряпчему Никите Сворчаеву, умному и ловкому человеку, заняться деликатным делом: отыскать «свидетельства» и «документы» о якобы дворянском происхождении Параши.
Для чего это нужно было Шереметеву? Разумеется, не для себя — он знал, кого любил, а остальное давно не имело для него никакого значения. Но свидетельство о благородном происхождении той, на которой он хотел жениться, лишало императора возможности отказать графу. Дворянин женится на дворянке — к чему теперь можно придраться?
Сворчаев блестяще выполнил поручение: на свет появились «документы», что Параша-де происходит из рода польского шляхтича Ковалевского, который еще в 1667 году попал в русский плен, а потомки его стали жить у Шереметева, петровского фельдмаршала.
Сказка была сочинена. Николаю Петровичу повезло больше, чем Разумовскому: документы о благородном происхождении крепостной актрисы были признаны действительными. Возможно, Парашу и тяготила история с ее выдуманным дворянством, но, с другой стороны, она не могла не понимать, для чего это делается.
В декабре 1798 года Прасковья Жемчугова получила вольную. Среди ее родных возникло недовольство: а как же они? Но скоро Шереметев освободил всех Ковалевых, наградив их громадной по тем временам суммой в пятьдесят тысяч рублей.