Мимо этого портрета невозможно пройти, даже если
не знаешь, что на нем изображена героиня самой легендарной
любовной истории прошлых веков. От него исходят тревога,
ощущение приближающейся беды. И действительно,
этот портрет Прасковьи Ивановны написан незадолго
до ее смерти. Есть предположение, что художник
Н.И. Аргунов заканчивал его по памяти
Но женитьба Николая Петровича была ожидаемым событием. Слух о ней едва появился, и вот уже раздосадованный родственник Иван Долгорукий, чьи притязания на движимое и недвижимое имущество Шереметева были судом многократно отвергнуты за полной необоснованностью, не упускает случая повсюду рассказывать, как женила графа на себе ловкая крепостная девка.
Что ж! Это была правда, но совсем не в том смысле, на который упирал Долгорукий. Стать единственной, затмить и отодвинуть на задний план всех иных соискательниц, выпестовать не только чувственную любовь к себе, но и уважение редких качеств души и сердца — вот так «женила» на себе графа Параша.
А разве не похоже поступают миллионы женщин, заставляя мужчин пребывать в иллюзии, что это они выбирают себе подругу жизни? Но дело обстоит как раз наоборот: решающее слово остается за женщиной.
Шереметев сам признавался, что Параша перевернула его мировоззрение. Он и не заметил, как стал избавляться от «обыкновенного порока людей знатных и богатых», от гордости и высокомерия, которые теперь считал качествами «безумными, гнусными и несносными».
Глядя на свою безмерно талантливую и не кичащуюся этим подругу, граф пришел к убеждению, что, как он писал, «все люди сотворены один для другого: все они равны естественным своим происхождением; разнствуют токмо своими качествами или поступками, добрыми или худыми».
Параша, лишь следуя собственным порывам, убедила «российского Креза», что не золото правит миром, а любовь к ближнему. И это приносит любящему счастье. Вот в чем дело.
Можно делать добро, при этом не забыв похвалить себя, и упиваться тайной мыслью, что «там» непременно зачтется. Но Параша была из тех, для кого возможность помочь являлась потребностью души.
Не искушенная ни в какой философии, она с молодости нашла спасительную для человеческой души линию поведения. При кажущейся простоте следовать ей трудно. Трудно людским несовершенствам: порокам, злобе, зависти — противопоставить любовь, терпение, способность прощать. Параша умела это делать.
Казалось, как легко властительница души всесильного Шереметева могла б заставить замолчать болтливых завистниц. Одного слова Параши было бы достаточно, чтобы карающая рука графа утихомирила любителей пересудов, слухов, сплетен. Тогда не только угроза, а косой взгляд не коснулся бы ее. И кланялись бы до земли, и подол платья целовали! Но, по словам очевидцев, «от нее не видели ни спеси, ни притеснения, и не было человека, кто бы мог ее помянуть дурным. За это и мстили». Мстили за врожденный аристократизм души, не способной на пошлые, неблагородные поступки.