— Боже мой! Какое страшное лицо! Совсем как на поле боя в битве при Кампальдино![14] Ведь мы одержали там победу лишь потому, что среди наших противников не было никого с такой страшной рожей!
Тем временем Данте перешел улицу и смерил говорившего взглядом, удивляясь его яркой, кричащей одежде.
— Зачем ты здесь, Чекко? — прошипел поэт. — Ты же знаешь, что нам во Флоренции не нужны распутники и транжиры. Я думал, что ты тоже отправился в Рим. В Вечном городе тебе будет где разгуляться. Кроме того, там относятся к развратникам с большим снисхождением, чем у нас во Флоренции.
Чекко Ангольери поддернул фиолетовые штаны и уселся на большой камень.
— Должен напомнить тебе, Чекко, что закон запрещает расхаживать по Флоренции расфуфыренным, как скоморох! Чего это ты так вырядился?
Не выразив ни малейшего беспокойства, Чекко Ангольери показал рукой на прохожих.
— Ты прав, друг мой. В городе папы Бонифация больше трактиров, чем церквей, а публичный дом там найти гораздо проще, чем монастырь. Туда-то я и направляюсь, чтобы засвидетельствовать свое раскаяние и получить прощение всех грехов по случаю Юбилейного года. Однако любой человек, вступивший на путь истинный и раскаявшийся в своих грехах, просто обязан посетить по пути в Рим твой благочестивый город.
— Что же до моих штанов, — продолжал Ангольери, с любовью разглядывая свои короткие ноги, — никто еще здесь не сделал мне замечания.
— Если бы ты шлялся здесь не по тавернам, а ходил по учебным заведениям и храмам, — усмехнувшись, сказал Данте, — с тебя бы уже сбили спесь.
— Когда меня обуревает черная меланхолия, я иногда оступаюсь на пути к спасению души. Еще мне мешает отсутствие денег. Если мой отец вскорости не помрет и я не унаследую то немногое, что у него осталось, мне придется побираться на паперти… От безденежья я могу пойти на что угодно, а вы, флорентийцы, катаетесь как сыр в масле. Неужели никто здесь не даст мне и корочки хлеба? Я с удовольствием предложу свои услуги любому благодетелю.
— Какого же благодетеля ты ищешь?
— Наверняка найдутся те, кому пригодятся мои острый язык и верная рука… Но что это мы все обо мне да обо мне?! Как у тебя дела? Что намерен явить миру величайший из тосканских поэтов? Слышал я, что ты пишешь о путешествии в царство мертвых.
— Не только мертвых, но и тех, кто никогда не умрет!
— Ах вот оно как! — с ироничной усмешкой на губах пробормотал Чекко, но Данте погрузился в свои мысли и больше его не слушал.
— Да вы еще спесивее французов, — пробормотал наконец сиенец, указав пальцем на стены нового собора, уже возвышавшиеся за церковью Санта Репарата. — Те тоже возводят огромные соборы с высоченными остроконечными шпилями. Они не взывают смиренно к Богу, как делаем это мы в наших церквях, а хотят сами вскарабкаться к нему на небо!