Поредевшая пехота, наконец, добралась до русских окопов. Противник упорствовал, и не покидал обреченную позицию. Бёльтер досадливо поморщился. В этой мешанине стрелять из пушки было нельзя. Уже не раз бывало, что после такой свалки русские вызывали огонь артиллерии прямо на свои позиции, и почти захваченные окопы подвергались удару снарядами с тротилом и люизитом.
Химическая война оказалась палкой о двух концах. Русские, конечно, страдали от химии сильнее, но совершенно неожиданно выяснилось, что в условиях применения стойких отравляющих веществ резко снижается подвижность механизированных соединений. Необходимость постоянно таскать за собой дегазаторы с сотнями тонн реагентов требовала от снабженцев титанических усилий. Кроме того, защитное снаряжение и технику тоже все время требовалось обеззараживать. Даже полный защитный костюм не позволял находиться в зараженной ипритом зоне больше часа. Дальше яд начинал проникать даже через специальные прорезиненные ткани и поражать кожу солдат. Все эти действия отнимали ресурсы и время, а именно его подвижным соединениям всегда и не хватало.
Ганс тряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли и произнес в переговорное устройство:
– Дитрих, давай на правый фланг. Там у наших, похоже, возникли сложности.
Неожиданно ожила рация, и стрелок радист прижал к уху наушник, силясь за грохотом боя не упустить ничего важного в принимаемом сообщении.
– Нам приказано отходить на исходную! – выкрикнул он, спустя несколько секунд.
– Отходить? – Ганс не верил своим ушам, – Но мы же уже почти взяли эту позицию! Попроси повторить приказ!
– Все верно, герр обер-лейтенант! Нам приказано прекратить атаку.
Штаб танкового батальона расположился в чудом уцелевшем деревянном доме, стоявшем на окраине когда-то немаленькой русской деревни. Сейчас от нее осталось только бугристое заснеженное поле с торчащими тут и там кирпичными печными трубами. Под снегом кое-где угадывались недогоревшие обломки, но в целом это прикрытое белым саваном пепелище производило весьма гнетущее впечатление. Деревня несколько раз переходила из рук в руки и в итоге сгорела практически полностью.
Танк Бёльтера остановился метрах в пятидесяти от штаба. Ганс откинул створки люка, выбрался на заиндевевшую броню и невольно поежился – мороз ожег лицо и, казалось, начал стремительно высасывать тепло из всего тела.
Обер-лейтенант заторопился к невысокой избе. Из трубы над ее крышей тянулся почти прозрачный дымок, что внушало надежду вновь оказаться в тепле. По итогам последнего боя он получил повышение. Танк гауптмана Кальба сожгли русские гранатометчики, и теперь Гансу предстояло принимать изрядно поредевшую роту. Однако гораздо больше Бёльтера волновал вопрос, почему их заставили прекратить атаку, когда победа была уже в руках.