Я вспомнила, что ощутила в то мгновение, когда увидела, как Ли обнимал ее, касаясь губами ее кожи. Словно острый нож вонзился у меня между ребер.
– А почему я должна быть против?
Мой голос сделался ледяным. В голосе Криссы звучала усталость.
– Ты знаешь почему, Энни.
– Ли может целовать кого пожелает. Ты не хуже других.
Крисса напряглась так, словно я отвесила ей пощечину.
– Это жестоко, – мягко ответила она.
Ее укор обжег меня, словно удар плетки. Я вспомнила вечер после последнего турнира, когда Крисса открыла дверь в палату лазарета, приведя с собой друзей, вспомнила мгновения, проведенные с ней на крепостном валу, когда она репетировала со мной публичное выступление, как она помогала мне перед Лицейским балом, пытаясь вселить в меня уверенность.
Крисса не заслужила моего гнева.
Она продолжала с наигранным спокойствием:
– Я хочу, чтобы ты поняла: если ты этого не хочешь, если это тебя расстраивает, я все прекращу.
«Если это тебя расстраивает».
Я подумала о мальчике из прошлой жизни, который заботился, чтобы я была сыта, который хотел, чтобы я забыла о том, что значит голодать. Несколько лет мы ежедневно тренировались с ним, оттачивая свои умения, и были партнерами. Но те недолгие мгновения танца на Лицейском балу перевернули мой мир вверх дном.
Но затем я вспомнила о том, что его лицо все чаще напоминало мне другое, ненавистное лицо, наполняя меня ледяным ужасом, и о том, что я изо всех сил тренировалась, чтобы победить его в предстоящем турнире, чтобы навсегда выйти из тени ужасных воспоминаний и обрести свет в душе.
– Ли мне не принадлежит, – сказала я Криссе. – И если он этого хочет, пусть так и будет.
Я дождалась, когда ее шаги стихнут за дверью, и разрыдалась.
* * *
Крикливые заголовки новостей в «Народной газете» и «Золотых ведомостях» предсказывали, что в самое ближайшее время наш флот обретет боевое пламя. Статьи, написанные по заказу государственных чиновников, с энтузиазмом превозносили превосходство нового режима над тиранией повелителей драконов, пытаясь успокоить сумятицу в народе, свидетелями которой мы с Криссой стали после речи Атрея. Сомнения витали в воздухе: и что толку, что простолюдины теперь летают на драконах, если они не могут нас защитить?
Ответ Министерства Пропаганды был вполне понятен, хотя я узнала о нем не из газет, а от нашего преподавателя поэзии за четыре дня до турнира на звание Первого Наездника.
Поэзия на драконьем языке была одним из немногих предметов, который мы продолжали посещать во время летних каникул. От стражников требовали непременного присутствия на занятиях, хотя в связи с военным положением и нашей увеличившейся нагрузкой профессорам стало все сложнее добиться от нас выполнения домашних заданий. Тиндейл был как раз из тех, кто не вникал в наши обстоятельства, и сегодня, казалось, злился еще сильнее из-за нашей плохой подготовки.