Энни схватила Кора за руку.
– Не говори так. Ты знаешь, что я волнуюсь за твою семью, они самые близкие…
Но, кажется, она была слишком злой или слишком смущенной, чтобы закончить предложение, поэтому она сглотнула и замолчала. Потом она просто стояла там с дрожащими губами, держа его за руку.
Взгляд Кора опустился на руку Энни, которой она схватила его за предплечье, он усмехнулся.
– Ты волнуешься о них? И каково это – волноваться за кого-то, назначая ему процент от рациона в зависимости от браслета на запястье?
– Все не так, – сказала Энни, она начала терять контроль над собственным голосом. – Это не личное, это… Это объективно, так должно быть. Здесь не имеет значения, знаешь ли ты кого-то…
– И объективно неквалифицированные рабочие не заслуживают того, чтобы жить, как все остальные. Я тебя понял, Энни.
Кор сделал шаг назад, и рука Энни повисла в воздухе. После он отвернулся и пошел прочь. Опавшие листья захрустели под его ногами.
Энни поднесла руку к лицу и сердито провела ею по глазам.
– Ты сомневался в этом? – спросила она, не глядя на меня.
Я покачал головой. Нет.
Я возмутился, но не сомневался.
И осознания этого было достаточно, чтобы мне захотелось в ужасе выпрыгнуть из собственной кожи.
– И я тоже, – прошептала она. – И кто мы после этого, Ли?
– Реалисты, – услышал я свой голос. – Это лучший вариант. Для острова в целом. Неквалифицированных рабочих проще всего заменить.
– Я тоже так подумала, – ответила она.
И она тоже, казалось, была в ужасе от этого факта.
– Потому что это правда. – Мой голос стал жестким, я хотел избавить ее от сомнений. – Большинство людей, видимо, слишком мягкотелые или нелогичные, чтобы признать это. Но правда в том, что мы можем позволить себе потерять неквалифицированных рабочих. Мы не можем допустить потери воинов или фермеров.
Я видел, как она закрывала глаза, видел, как она переваривала мои слова, и, хотя ее лицо было искажено от боли, я знал, что они ударили в цель. Это заставило меня задуматься о том, откуда у меня способность убеждать других в том, в чем я не мог убедить даже самого себя. Так же было после разговора с Даком.
В то же время я думал о том, что Энни, должно быть, сама этого хотела. Наверное, она все еще надеялась на то, что мы делаем что-то хорошее, что мы делаем мир лучше, а Атрей все еще прав.
А я понимал, что был уже не так уверен в этом. Во второй половине дня мы обсуждали, как мы собирались скрывать тот факт, что каждый класс получит разные рационы. Мы рассуждали о том, как будем продолжать пропаганду и лгать о том, что мы делаем, ведь правда никогда не перерастет во что-то большее, чем слухи. В ходе этих обсуждений я молча сидел и ломал голову над тем, во что я сам заставил поверить Энни.